Книга Игры, в которые играют боги, страница 139 – Эбигейл Оуэн

Женщина миниатюрная, примерно как Майке. Каштановые волосы седеют у корней, но у нее зеленые глаза. Как у меня? Там есть золото в центре? Она стоит слишком далеко от камеры, чтобы рассмотреть.

Я вообще узнаю ее? Ну да, лица моих родных размылись у меня в памяти, спустя столько-то лет. Мне было всего три года, когда они сдали меня на милость Феликсу. Мои воспоминания о них включают поедание кучи сэндвичей с арахисовой пастой и смутные образы того, как мама мне пела. Но в целом у меня просто есть абстрактное знание о том, что некогда у меня были родители.

– Они никогда не называли меня Лайра, – говорю я. Скорее себе, чем Аиду.

«Лайра» не было моим именем до присоединения к Ордену. Я не помню, как меня звали, но точно не так.

– Насколько нам известно, Лайра отрабатывает долг вашей семьи в составе Ордена воров, – говорит ведущий новостей. – Также говорят, что Орден получает угрозы. Похоже, многие не хотят, чтобы Аид стал царем богов. Что вы об этом думаете?

Я посылаю Аиду хмурый взгляд:

– Это правда?

– Ты удивлена?

Нет. Не особо.

Я пропустила ответ родителей, но слышу следующий вопрос, когда поворачиваюсь обратно к телевизору:

– Лайра добровольно вызвалась выплатить ваши долги? Судя по тому немногому, что мы смогли узнать о ее прошлом, она не похожа на человека, который поступил бы так.

Мой взгляд становится злым. Мир думает, что знает меня, да?

Человек, который якобы должен быть моим отцом, позволяет выражению лица смениться с надлежаще-грустного на полное раскаяния, и я сжимаю кулаки, поскольку нисколечко на это не ведусь.

– Она попросила нас отпустить ее, – говорит он.

Когда мне было три годика, мать вашу?

– Она всегда была такой храброй и бескорыстной. Разумеется, нам не позволено связываться с ней. Таковы правила Ордена. – Он вытирает глаза. – Они не хотят, чтобы внешние воздействия отвлекали заложников от работы.

– Хрень полнейшая, – еле слышно бормочу я.

Этот мужик изрыгает столько лжи, что я не успеваю считать.

– Но Орден держал с нами связь в течение этих лет, – продолжает он, – и мы знаем, что наш долг почти выплачен и скоро наша Лайра сможет вернуться к нам.

– Назови меня Лайрой еще раз, ублюдок.

Хорошо, что он на той стороне экрана, а то не знаю, что бы я сделала.

На заднем плане что-то звякает – один из медицинских инструментов, прикрепленных ко мне. Но я не обращаю на это внимания.

– Сколько ей было лет, когда она ушла в Орден? – звучит следующий вопрос.

– Лайра, тебе надо успокоиться. – Аид касается моего лица свободной ладонью, но его голос словно звучит с другой стороны длинного тоннеля. Все, что я могу слышать и видеть, – мои якобы родители.

Моя мать открывает рот, но отец сжимает ее талию, и она снова его закрывает.

– Мы подписали бумаги, которые не дают нам право на разглашение, – говорит он, – но она была достаточно взрослой, чтобы самой принять решение.

– Лжец! – Мой топор как-то оказывается у меня в руках, и я швыряю его в телевизор. Он попадает точно в цель и застревает в центре. Экран расщепляется под лезвием, и картинка исчезает.

Аид сидит на кровати рядом со мной, я вижу только его лицо. Серые глаза потемнели… от чего?

От гнева?

На меня? Пусть бы выместил его на этих двоих…

Подушечкой большого пальца Аид стирает слезы – я даже не осознавала, что они текут из моих глупых, предательских глаз. Эти люди не стоят того, чтобы плакать из-за них. Точка. Конец предложения.