Книга Игры, в которые играют боги, страница 141 – Эбигейл Оуэн

Я сглатываю и смотрю на него. Это возможно, если я выиграю. Если он снимет мое проклятье.

– А Харон и Цербер – твоя семья?

– Больше, чем мои братья. – Он пожимает плечами.

– А Персефона? – Не знаю, почему я спросила. Я ожидала, что он поступит, как всегда, когда вспоминают ее имя… Закроется.

Вместо этого он отводит взгляд – кажется, в сторону кардиомонитора. До меня доходит, что он замедлился. Мое сердце теперь бьется ровно.

– Да. И Персефона, – говорит Аид. Опять медленно. Но не против воли. Кажется, он обдумывает, что мне сказать. – Но не в том смысле, который вкладывают смертные. Даже не так, как полагает большинство богов.

Как и говорил Харон.

– Тебе больно говорить про нее?

Грусть, от которой его глаза темнеют до цвета матовой оружейной стали, определяется безошибочно. Как и укол ревности в районе моего сердца. Может, не стоило спрашивать. Что, если ответ мне не понравится?

64

Посмотри сквозь маски на всех нас

– Да, – говорит Аид. – Мне больно говорить о Персефоне.

Я была права. Мне не нравится этот ответ.

– Она была потешной и милой, – он все еще говорит. – Богиня весны. Как она могла быть какой-то иной?

Как по мне, это похоже на любовь.

– Но я не влюбился в нее.

Я моргаю, и Аид издает смешок:

– Я читаю твое лицо, как если бы ты озвучивала свои мысли вслух, звезда моя.

Это большая проблема. В будущем. Я дотягиваюсь до кардиомонитора и отключаю его.

– Я любил Персефону, – говорит Аид, забирая у меня шнур и складывая поверх аппарата, – но как сестру. Даже как дочь. У нее было самое мягкое и заботливое сердце, какие я встречал за все годы, будучи царем Нижнего мира. Ее потеря потрясла нас всех.

Чем больше он говорит, тем больше я теперь вижу. Разницу в печали, исходящей от него. Она была дорога ему по-своему. Не как жена, царица или возлюбленная, но сама по себе. Интересно, каково это – любить кого-то вот так?

– Мне жаль, что она умерла, – шепчу я. – Это из-за нее ты в этот раз участвуешь в Тигле?

Аид не отводит взгляд, но что-то в его лице меняется.

– Мне нужно стать царем богов. Это даст мне определенную дополнительную власть.

– Чтобы сделать что? Отомстить? Дать преисподним вырваться на волю? – Не думаю, что он это сделает, но мне нужно знать.

– Чтобы исправить кое-что, но нет. Никаких вырываний.

– Я тебе верю.

– Ты мне веришь. – Он эхом повторяет мои слова с намеком на неудовольствие в голосе. Аид придвигается ко мне, глядя в глаза, и его грешный аромат вьется вокруг меня, забираясь в ноздри. – Ты слишком легко доверяешь, Лайра.

– Может быть, – соглашаюсь я. – Но ты точно слишком сильно избегаешь своих чувств.

Я начинаю понимать это про него. Эта холодная маска, которую он показывает миру, – это именно оно. Маскировка. Не то чтобы ему было плевать – он просто не хочет, чтобы это ненаплевательское отношение использовали против него.

Я это слишком хорошо понимаю.

Теперь он снова гневно пырится, но я не боюсь. Не его. Может, себя. Своих чувств – возможно, но его? Ни в малейшей степени.

– Она была твоей подругой, – говорю я. – Как дочь. Разве она бы хотела, чтобы тебе было так больно?

Гнев Аида затухает, и его взгляд пересекается с моим.

– А ты не хочешь, чтобы мне было больно? – Он произносит эти слова глубоким шепотом. Его голос – сплошь наждачка и бас, и он шлифует мои эмоции, пока не доходит до мяса.