Книга Игры, в которые играют боги, страница 191 – Эбигейл Оуэн

– Я хочу тебе кое-что показать. – Он поднимает взгляд, изучая мое лицо.

– Хорошо.

Он хмыкает – не довольно, а скорее удивленно – и покачивает головой.

– Что?

– Ты такая… доверчивая.

– Я уже сказала, что доверяю тебе. Почему ты удивлен?

– Видимо, не привык к частому доверию. – Аид медленно выпрямляется, и на его лице проступает опаска. Потом он стряхивает ее с себя и встает, предлагая мне руку. – Пойдем.

Я смотрю на эту руку, и тепло трепетом проносится по моему телу, чтобы устроиться в груди.

Касание. Это нарушает неписаные правила.

Аид нетерпеливо хмыкает, и я заставляю себя беспечно встать и вложить свою ладонь в его. Я пытаюсь не издать ни звука, который выдал бы, насколько хорошо мне от этого простого, единственного прикосновения.

От связи.

Зрение и слух исчезают – и возвращаются быстрее обычного, а я оказываюсь в месте, еще более прекрасном, чем Эреб.

– Элизий, – выдыхаю я. Аиду не нужно ничего говорить. Настолько это очевидно.

Эту часть Нижнего мира еще называют Островом блаженных: она предназначена для самых достойных душ – героических, чистых, добрых. Надеюсь, и поборников, невзирая на причину гибели. Хотя некоторые из них были бы… интересным дополнением.

Это место находится вне времени, вне всякой меры и вне слов, которые мог хотя бы надеяться придумать кто-то вроде меня. Даже поэтам пришлось бы нелегко.

– Хочешь увидеть больше? – спрашивает Аид.

– А можно?

Его глаза мерцают мне в ответ.

– Да. Думаю, ты найдешь это интересным. Для каждой души Элизий идеален по-своему.

– Почему?

– Потому что я позволяю. – Он снова становится надменным и таинственным. – Вот. Я тебе покажу.

Мы внезапно оказываемся на белом пляже, глядя на кристально голубые воды, и там стоит дом из стекла, который уходит в океан. Потом мы оказываемся в городе. Кажется, это Париж. Он светится розовым в закатном свете.

– Кто-то видит свои дома в Верхнем мире. Кто-то видит самые чистые образы своего воображения.

Мы оставляем Париж, и то, что встречает наш взор далее, заставляет меня рассмеяться вслух от изумления.

– Ух ты, – шепчу я.

Аид усмехается, демонстрируя ямочки. И теперь я с трудом дышу нормально, потому что в этот момент он становится полностью собой. Тем, кем он должен быть, – царем Нижнего мира, который поистине сочувствует душам под своей опекой. И то, что он позволяет мне видеть себя таким…

– Это воссозданная игра «Страна конфет», – говорит Аид. – Маленькая девочка, которая тут живет, очень любит эту игру.

Все еще на эмоциях и не желая отворачиваться от такого открытого лица, я заставляю себя обернуться и посмотреть на этот пейзаж. В детстве я не играла в настольные игры (для заложников или шахматы, или ничего), но видела их. Я как раз представляла, что однажды буду играть в них с друзьями, – в то время, когда еще давала себе труд такое представлять. В этой живой версии я вижу Мятный лес, а вдали стоит вроде бы Лакричный замок.

– Наверняка перевал Тянучки – это что-то с чем-то.

Аид кивает.

– А можно посмотреть, что тут будет для меня?

Он вздыхает:

– Образ идеального места для смертных меняется на протяжении всей их жизни. И застывает, только когда душа попадает в Элизий.

– О. – Приятно было бы знать. – А ты можешь видеть, что будет, если я умру сейчас?

– Не… – Я вижу, как Аид сглатывает. – Не думай пока о смерти, м-м?