Книга Игры, в которые играют боги, страница 52 – Эбигейл Оуэн

– Я пожалею о том, что спросил. – Аид умащивает бедро на кухонной стойке. – Что за оскорбительный и абсурдный образ?

О. Я насмешливо хмыкаю:

– Не знаю, смотрят ли боги кино… Но у тебя есть телик, и ты смотришь новости, так что логично…

– А суть?

– Ну да. Короче, любой топик, представляющий собой просто хлипкий лифчик, из которого легко вывалить все, – за гранью непрактичности, если только не сверкать грудью, отвлекая кого-то. – Рядом со мной раздается звук, как будто кто-то подавился, пока я опытной рукой переворачиваю яичницу. – И, боги милостивые, корсеты – это прекрасно для фигуры и осанки, но бегать в этом – дерьмовая идея, не говоря о сражениях. Стесняет движения. – Я закатываю глаза и выключаю горелку щелчком пальцев. По-моему, большинство фантазий о женщинах охренительно тупые. – Забудь о коже: она удерживает весь пот. А сапоги до колен – секси и все такое, но попробуй спрыгнуть с крыши на восьмисантиметровых каблуках и посмотри, что будет.

– Думаю, я обойдусь, – говорит Аид. И добавляет после долгой паузы: – Но я был бы не против посмотреть на тебя в сапогах.

Я вздыхаю. Как же разочаровывает то, что он такой же, как все.

– Даже не смей.

– Я обязательно учту твои требования. – Он щелкает пальцами, и, как и вчера, я моментально оказываюсь в новой одежде.

Я смотрю вниз, а потом снимаю сковороду с горелки, чтобы приглядеться.

Костюм по-прежнему спортивный, только самого высокого качества. Теперь черный – видимо, это публичный цвет бога смерти, – а на материале виднеется узор черным по черному, похожий на… пламя, что ли? Узор покрывает всю водолазку под разгрузкой, а на штанах есть только простая полоска спереди.

– Теперь моя одежда более модная, чем у остальных поборников?

– Надеюсь.

Я чуть не улыбаюсь. Ему явно нравится тыкать палочкой в других богов, и, несмотря на то что этим я явно заработаю больше черных меток рядом с моим именем, я его полностью поддерживаю.

– Опять играть на публику?

– Именно.

Я делаю паузу, выворачивая шею, чтобы присмотреться к жилету. Это та самая разгрузка, которую Бун принес мне ночью. Аид оставил ее в качестве детали костюма, я в этом уверена, и теперь на груди розово-золотой нитью вышита бабочка.

Но не только.

Мои руки облегают перчатки без пальцев с розово-золотыми бабочками поменьше на тыльной стороне. Перчатки заткнуты за наручи, укрывающие предплечья, из гибкой, упругой кожи, но все же это защита. На ногах сапоги, защищающие голени, но я понимаю, что легко смогу в них бегать и даже лазать.

Ух ты. Он и правда слушал.

– Почему бабочки?

Я не смотрю прямо на Аида, но все равно замечаю, как он пожимает плечами.

– Они мне нравятся.

Мне тоже. Но вслух я этого не говорю. Не нужно объединяться на почве насекомых.

Я демонстративно выпрямляю спину. Не собираюсь его благодарить. Я ношу все это, потому что я – его поборница. Не буду благодарить его ни за что.

Я соскребаю половину яичницы на тарелку и отношу ее и чашку чая на кухонный островок, чтобы сесть там на табурет.

– Я тебе оставила, – сообщаю я Аиду, а потом хмурюсь. – А бессмертным вообще нужно есть?

– Да, но только для…

Он делает достаточно долгую паузу, чтобы я подняла глаза и впервые за все утро напрямую встретила его мерцающий взгляд. До сей поры я этого избегала.

– Для?..

– …удовольствия.