Книга Игры, в которые играют боги, страница 69 – Эбигейл Оуэн

Мне надо подняться на ноги. Пойти переодеться и прикинуть следующие шаги. Не выказывать такую слабость. Никому.

Особенно Аиду.

И когда он молча садится на пол рядом со мной, ногами в другую сторону, прямо напротив меня, настолько близко, что я чувствую его тепло сквозь мокрую одежду, я не знаю, как с этим справляться. Не с плечом, на котором можно поплакать, а с молчаливой поддержкой.

Я бы стерпела, если бы он наорал на меня, ушел, начал обвинять, даже швыряться чем-нибудь.

Но такое чувство, как будто самая кроха гребаного понимания, самая мелкая песчинка пробивает дыру в эмоциональной крепости, которую я выстроила вокруг себя за годы, и оттуда бегут слезы. Я сильно закусываю губу, пытаясь их остановить.

А Аид делает самое ужасное, что можно сделать, – смягчается.

Он накрывает мою щеку ладонью, большим пальцем нежно касается губы там, где я ее прокусила. Его глаза меняют цвет от острой стали до вихря ртути, и я вижу в них… понимание.

– Не надо так.

Я не могу говорить, потому что в горле застрял комок, так что просто качаю головой.

– С тобой все будет хорошо. Обещаю.

Не припомню, когда в последний раз кто-то говорил мне хоть что-то отдаленно похожее, и это бьет по моим чувствам. Но я качаю головой: ведь дело не в этом. Дело не во мне. Вовсе нет. Так не должно было случиться. Исабель не заслужила.

– Я… – Мне приходится тяжело сглотнуть. – Я держала ее за руку, пока… – Я едва ее знала, но, кажется, я не могу просто так это отпустить. – Ей было так больно.

Так больно.

– Я знаю, – бормочет Аид и стирает слезы, сбежавшие из-под подушечки его большого пальца. – Я знаю.

Я не могу выкинуть из головы выражение лица Исабель: панику, навязчивое знание, что она сейчас умрет, в полных ужаса глазах, пока она кричала и кричала.

– Я не отпускала. Даже… когда…

Я не могу сказать. Не вслух. Тогда это станет реальнее, хуже, зацементируется в моем мозгу.

– Я видел, – говорит Аид. Его низкий рокочущий голос окружает меня, и нечто утешительное в этом звуке наконец-то проникает в меня, и в моей груди что-то потихоньку разжимается.

Я обхватываю его запястье ладонью и сдаюсь, подаюсь навстречу его касанию, закрывая глаза, слушая его ровное дыхание, пытаясь подстроить свое под этот звук, под него. Это помогает.

Быть… с ним.

Его утешение. Его непоколебимость. Его касание.

Касание бога смерти.

«О чем я думаю, во имя Верхнего мира?»

Мои глаза мгновенно распахиваются, и я вижу, как Аид наблюдает за мной.

Он поддевает мой подбородок пальцем, заставляя посмотреть на него.

– Если я пообещаю позаботиться о ней в Нижнем мире – выделить ей милое местечко в Элизии, – это поможет?

31

Знать врага своего

Я таращусь в серо-стальные водовороты глаз, пока вслед за пониманием, где именно мы сидим и как именно касаемся друг друга, мной по капле не овладевает неловкость. От нее медленно коченеют все части моего тела, начиная от центра, пока я не становлюсь гиперчувствительной во всех местах, которыми мы касаемся друг друга. Меня кроет от того, как я хочу подвинуться еще ближе, прижаться к нему.

Мне двадцать три года, и мне как никогда очевидно, что еще ни разу мужские руки не обнимали меня так. Никогда. Надо выпутываться из этой ситуации, пока я не наделала глупостей. Например, не оседлала его колени, не положила голову на плечо и не попросила просто меня обнимать.