Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 81 – Михаил Воронцов

— Кучумовы люди, — прошептал попутчик, старый татарин. — Теперь их много будет. Новый хан землю под себя гнёт.

В селении говорили о том же. Староста Ахмет-бай, чья борода поседела ещё при Тайбугинах, собрал мужчин у мечети.

— Слушайте все! Отныне дань платим хану Кучуму. С каждого двора — два соболя или пять куниц.

Муртаза почувствовал, как холод пробежал по спине. Два соболя с двора! При Тайбугинах брали один и то не каждый год.

Затем в Кашлыке его ждало новое потрясение. Приехав туда через пару недель, он не узнал города. У ворот стояли новые стражники — рослые, смуглые, с чёрными бородами, заплетёнными в косички. На воротах висели новые знамёна — зелёные, с арабской вязью. На площади, где обычно шумел базар, возвышался помост, а на нём — три головы на кольях.

— Мурзы тайбугинские, — шепнул знакомый торговец железом Карим. — Не захотели покориться новому хану. Теперь для острастки выставили.

Пустые глазницы с кольев будто смотрели прямо на Муртазу, прожигая его насквозь и удесятеряя его страх, его готовность склониться под любую власть, лишь бы выжить и заработать. Он отвёл взгляд и поспешил к торговым рядам, но и там всё изменилось. Новые сборщики дани ходили между лавками, проверяли товары, записывали что-то в свитки. При их виде торговцы съёживались, как мыши при виде кота.

— Эй, ты! — окликнул Муртазу дюжий воин с лицом, изрытым оспой. — Что везёшь?

— Меха, господин, — Муртаза поклонился низко, почти до земли. — Куница, немного бобра…

— Покажи.

Воин небрежно перерыл товар грязными руками, выбрал шкурку, повертел её на свету.

— Это — за появление нового хана, — сказал он и засунул мех за пояс. — Радуйся, что не больше беру.

Муртаза ничего не ответил. А что он мог сказать? Что эта шкурка стоила недель торговли? При Тайбугинах тоже случались поборы, но не так нагло, не средь бела дня, не с такой уверенностью в безнаказанности.

Позже стало ещё тяжелее. В Кашлык прибыли муллы из Бухары — худые, как жерди, с горящими глазами. Они ходили по базару, хватали за рукав, спрашивали:

— Молишься ли ты пять раз в день? Знаешь ли суры? Почему не в мечети в час молитвы?

Муртаза мямлил что-то про торговые дела, но видел — эти так просто не отстанут. При Тайбугинах вера была личным делом: молишься или нет — лишь бы дань платил. Теперь же ислам насаждали силой. На площади при мечети устроили школу, куда сгоняли мальчишек учить арабские буквы. Тех, кто упорствовал, били палками по пяткам.

— Это только начало, — качал головой старый Юсуф. — Кучум хочет сделать из нас всех воинов веры. А кто не захочет — тот головы не сносит, как те мурзы на площади.

Дороги стали опаснее. Отряды Кучума рыскали повсюду, проверяли путников. Однажды у брода через Тобол десяток всадников окружил Муртазу, тыкал копьями в тюки.

— Куда путь держишь?

— В Кашлык, с товаром.

— А может, к врагам хана? К русским? К тем, кто Тайбугиных поддерживает?

— Нет, что вы! Я простой торговец, мне всё равно, кто правит, лишь бы торговать давали…

Его слова прозвучали жалко даже для него самого. Всадники расхохотались, но отпустили, забрав только горшок мёда «на прокорм».

Ночами Муртазе снились воины Кучума. Они стучали в дверь копьями, требовали еду, дрова, одежду, и забирали последнее. Он просыпался в холодном поту, хватался за кошель под подушкой — цел ли? — и долго лежал, прислушиваясь к ночным звукам.