Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 82 – Михаил Воронцов

Старый мир рушился на глазах. Купец Ибрагим, с которым он торговал три года, исчез — сказали, бежал. Кузнеца Мамеда, что ковал ножи, забили насмерть за отказ чинить оружие воинам. Даже старый Юсуф стал тише — ездил меньше, говорил осторожнее.

— Раньше знал, к кому идти, с кем договориться, — бормотал Муртаза. — А теперь? Сегодня один начальник, завтра другой. Сегодня одна дань, завтра две. Все грозят, все хотят урвать…

Самым жутким было ощущение зыбкости всего. При Тайбугинах порядок был тяжёлый, но понятный: знал, сколько платить и кому. А теперь? Новые люди приходили волнами, как весенний паводок, смывая старые устои. И Муртаза барахтался этом потоке как щепка, стараясь удержаться на плаву.

Когда спустя годы пришли казаки Ермака, он встретил их почти с облегчением. Да, новые хозяева, да, опять всё сначала. Но после притеснений Кучума, его мулл и воинов, после постоянного страха быть обвинённым в неверии или предательстве даже бородатые казаки со своими крестами казались меньшим злом. Они не заставляли молиться пять раз в день и не рубили голову за малейшие проступки.

…Намаз Муртаза учил ещё мальчишкой, повторяя за отцом нараспев арабские слова, смысла которых толком не понимал. В их селении мечеть была маленькая, покосившаяся, а мулла Габдулла — старый, полуглухой, больше дремавший на солнцепёке, чем учивший вере. Пятничную молитву совершали, когда не забывали. Рамадан держали, когда было удобно. Аллах был где-то далеко, как зимнее солнце — вроде есть, но тепла не даёт.

— Главное — дань вовремя плати, — говорил отец, поглаживая бороду. — А там хоть к шайтану молись, Тайбугинам всё едино.

И правда: при старых правителях вера была делом десятым. Раз в год приедет какой-нибудь бродячий дервиш, расскажет о чудесах Мекки, соберёт подаяние — и дальше. А так — живи, как знаешь. Муртаза знал, когда кланяться, умел произнести «Бисмиллях» перед едой, но сердце его молчало. Вера была как старый кафтан — носишь по привычке, не думая, греет ли он.

Когда пришёл Кучум со своими бухарскими муллами, всё переменилось. За пропущенный намаз можно было получить плети. За торговлю в пятницу — штраф. За то, что сын не выучил суру, — позор на весь род. Муртаза помнил, как худой мулла с глазами, горящими фанатичным огнём, схватил его за ворот прямо на базаре:

— Где ты был во время зухр-намаза? Почему не в мечети?

— Товар стерёг, уважаемый хазрат, — промямлил Муртаза, чувствуя холодный пот на спине.

— Товар! Проклятые шкуры важнее вечной души?

Мулла плюнул ему под ноги и ушёл. А Муртаза ещё долго стоял, не зная, что делать.

А потом появился Ермак.

Муртаза стоял на площади Кашлыка в толпе и смотрел, как казаки в помятых кафтанах водружают крест. Женщины причитали, старики качали головами, молодые переглядывались. А Муртаза думал только об одном: как теперь торговать? Примут ли его новые хозяева?

Ответ он получил быстро. На десятый день после взятия города он попытался войти в лавку с товаром. Бородатый казак с обветренным лицом преградил ему путь:

— Куда прёшь, басурман?

— Торговать, господин. Меха привёз, хорошие…

— Басурманам здесь не место! Ладно, показывай, товар!

Муртаза пустили, но ему было страшно. Понаблюдав, он заметил, что даже к вогулам и остякам отношение лучше, чем к татарам. Их легко допускали к торговле, на них презрительно не смотрели, не подозревали в них врагов.