Книга Военный инженер Ермака. Книга 3, страница 99 – Михаил Воронцов

Федор повернулся к нам, лицо белое как полотно:

— Прости, братцы… Чуть не сгубил всех…

— Все хорошо, — буркнул я. — Греби давай. До места еще далеко.

Дальше плыли молча. Река петляла между высоких берегов, поросших темным лесом. Иногда в чаще мелькали огоньки — то ли глаза зверей, то ли еще что похуже. Алып время от времени поднимал руку, и мы замирали, прислушиваясь. Но больше ничего странного не происходило, только обычные ночные звуки — всплеск рыбы, крик ночной птицы, шорох ветра в кронах.

Часа через два Алып показал рукой на левый берег. Там чернела небольшая заводь, прикрытая нависшими ивами. Мы тихо вошли под их сень. Ветви царапали по спинам, по лицам, но зато нас теперь было не разглядеть с реки.

— Отсюда будет удобно следить за рекой

Мы вытащили лодки на берег, прикрыли ветками. Я проверил саблю в ножнах — легко ли выходит. Посмотрел арбалет — многозарядник. Вроде хорошо. Мы все были с арбалетами. Огнестрельного с собой по понятным причинам не взяли ничего.

Тут опасно, если что. И дух в обличье бабы может утащить (шутка), и Кучум расположился всего в нескольких верстах. Заметить наши лодки татары могли запросто, хотя ночь темная.

Может, надо было бы все-таки рискнуть и послать несколько стругов? Напасть на ханский стан? И войне конец… Хотя, может, она только разгорится от этого. Бой в темноте, по сути один на один — потери будут огромны. Да и хан ускачет, как только услышит, что происходит. А окружить местность у нас нет ни сил, ни возможностей.

— Федька, — позвал я тихо. — Ты как?

— Порядок, Максим. — Он в темноте усмехнулся. — Не знаю, с чего вдруг, но и впрямь показалось, что баба плачет…

— Здесь много чего кажется, — сказал Алып. — Земля старая, духов полно. Некоторые злые, некоторые просто… другие. Не наше это. Главное — не слушать, не смотреть по сторонам.

Лес вокруг жил своей ночной жизнью. Трещали сучья, шуршала листва, где-то далеко выл волк. Или не волк. В этих местах трудно было понять, где кончается обычный зверь и начинается что-то иное.

А мы устроились ждать. Ночь тянулась медленно, как смола. Роса выпала холодная, пробирала до костей. Никто не спал, все следили за рекой. И за берегом тоже — татары, если появятся, то скорее всего оттуда.

Где-то через час Алып, глядя на реку, прошептал:

— Лодка…

— Где? — прошептал кто-то, тоже ничего не видя, как и я.

Луна ушла за тучи, темнота стала почти осязаемой. Только чёрная лента реки блестела маслянистым светом. Вдалеке ухнул филин, заставляя ежиться — в этих краях его ночные крики считались дурной приметой.

— Тише, — едва слышно выдохнул Алып. — Слышишь?

Я напряг слух. Сначала — только шелест листвы и плеск волны о берег. Потом различил тихий скрип уключин. Кто-то плыл по реке, стараясь не шуметь.

Лодка показалась из-за излучины — тёмное пятно на тёмной воде. Одинокая фигура на вёслах работала размеренно, без спешки. Я прищурился, но разглядеть лицо, разумеется, было невозможно. Человек причалил к берегу в сорока саженях от нас, вытащил лодку на песок и прикрыл ветками.

— Вогул, — одними губами прошептал он. — Чувствую. Но кто — не знаю.

Пришедший осмотрелся и двинулся в лес. Мы дали ему отойти шагов пятьдесят и крадучись пошли следом. Алып шёл первым, за ним все остальные.

Дорога петляла между деревьями, поднимаясь всё выше. Ноги утопали в толстом слое опавших листьев, и каждый шаг грозил выдать нас шорохом. Но казаки умели ходить тихо, а вогулы в родном лесу и вовсе двигались как тени.