Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 121 – Михаил Воронцов

На пятую ночь они были уже в ста метрах. Потери при строительстве этой линии были серьезные — наши стрелки в упор расстреливали работающих, хотя в темноте это было делать непросто. Но когда рассвело, там стоял новый вал. Такое впечатление, что татары за эти дни научились не просто копать — они освоили все премудрости осадного дела. Работали слаженно, быстро, каждый знал свое место.

Параллельно с приближением линий укреплений татары расширяли те самые земляные холмы. Каждую ночь они становились шире и выше, создавая идеальное прикрытие от наших пушек. Я прикидывал возможность обстрела — ни под каким углом наша артиллерия не могла достать то, что скоро спрячется за этими насыпями. А по земле стрелять толка нет.

И вот в эту, пятую ночь, я увидел то, чего боялся. К земляным холмам потащили огромные конструкции. Ночь была темная, хоть глаз выколи, но в подзорную трубу кое-что разглядеть удалось. Требушеты. Два гигантских требушета, размеры которых поражали воображение. Я и не представлял, что они могут быть такими огромными. Балка-рычаг была длиной метров в пятнадцать, не меньше. Противовес — вероятно, короб с камнями — весил несколько тонн.

— Вот это да, — выдохнул я, опуская трубу. Руки слегка дрожали — не от страха, от понимания того, какая мощь скрывается в этих машинах.

— Что там? — спросил подошедший Ермак.

— Требушеты установили. Метательные машины. Большие. Очень большие.

— Почему не стреляют?

Я пожал плечами. Действительно, почему? Может, ждали рассвета, чтобы лучше целиться? Или еще не закончили установку и настройку? Эти машины требовали тонкой регулировки, иначе снаряды будут лететь куда попало.

День прошел в тревожном ожидании. Требушеты молчали, словно два спящих дракона. Люди нервничали, то и дело поглядывали в их сторону. Некоторые предлагали сделать вылазку, уничтожить машины, пока они не начали работу. Но Ермак был, разумеется, против — слишком много врагов между нами и требушетами, потеряем людей а такой авантюре.

Следующая ночь принесла новое испытание. Я проснулся от запаха гари и треска горящего дерева. Выскочив на стену, увидел, как полыхают рогатины — заостренные колья, вкопанные перед городской стеной. Но горели они не так, как во время предыдущего штурма, когда татары забрасывали их хворостом, неся при этом огромные потери.

Нет, теперь все было иначе. В свете пламени я видел, как группы легковооруженных воинов — ялангучи, или, как их называли наши казаки, «бросовые воины» — подбегали к рогатинам с горшками и бурдюками под прикрытием больших деревянных щитов. Работали они быстро, слаженно, по отработанной схеме. Подбежал, вылил содержимое горшка на колья, отскочил назад. Следующий бросал охапку хвороста, третий поджигал.

Запах подсказал мне, что используют они живицу — смолистую жидкость из хвойных деревьев, смешанную, судя по характеру горения, с животным жиром. Адская смесь, которая горит жарко и долго, а потушить ее водой почти невозможно.

— Стрелять! — кричал Мещеряк. — Всем стрелять!

Стрелы косили ялангучи. Они падали, корчась в предсмертных муках, но на их место тут же вставали новые. Жизнь «бросовой пехоты» не стоила ничего в глазах их командиров. Главное — выполнить задачу.

Мы заранее пропитывали колья рогатин зольным раствором и даже обмазывали глиной, но против такого жара это помогало слабо. Может, минут на двадцать-тридцать замедлило горение, не больше. Когда внизу разводят настоящий костер с использованием смолы, никакая пропитка не спасет.