Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 122 – Михаил Воронцов

Я стоял на стене, наблюдая, как ряд за рядом наши рогатины превращаются в пылающие факелы. Огонь поднимался на высоту в несколько метров, искры летели во все стороны.

Всю ночь рогатины полыхали. Треск горящего дерева, запах дыма и горелого мяса — некоторые из ялангучи сгорели прямо на кольях, не успев отбежать — создавали картину, достойную преисподней. К утру от мощных заостренных бревен, которые должны были останавливать врагов, остались лишь обугленные остовы. Кое-где торчали тоненькие почерневшие прутики — тронь пальцем, рассыплются в прах.

Теперь перед стеной оставался только ров, но учитывая, как ловко татары научились управляться с габионами, серьезной преградой он не станет. Пара сотен корзин с землей — и ров превратится в удобную дорогу прямо к нашим стенам.

Я повернулся и увидел Ермака. Атаман выглядел постаревшим за эти несколько дней.

— Худо дело, Максим, — сказал он просто.

— Худо, — согласился я. — Тот, кто командует татарами, знает свое дело отменно.

Мы постояли молча, глядя на дымящиеся остатки рогатин. Где-то вдалеке, за земляными валами, готовились к решающему штурму тысячи воинов Кучума. А у нас оставалось меньше четырехсот человек, и стены города не были рассчитаны на правильную осаду.

Солнце поднималось над Иртышом, окрашивая воды реки в кровавый цвет. Плохая примета, подумал я.

Холодная сибирская ночь опустилась на землю, окутав черным покрывалом осажденный Кашлык. Войско хана Кучума расположилось полукольцом вокруг захваченной Ермаком столицы, костры татарских воинов мерцали в темноте подобно злым глазам хищного зверя, готового к прыжку. За несколько дней до этого воины-ялангучи под покровом ночи насыпали высокий земляной холм, который теперь скрывал от глаз защитников города страшное оружие осаждающих — огромный требушет.

У подножия холма, в неверном свете факелов, трое мужчин стояли около этого сооружения. Хан Кучум, закутанный в соболью шубу, внимательно наблюдал за работой инженера, который методично укладывал в огромный глиняный горшок, наполненный смесью смолы и жира куски просмоленных веревок и лоскуты ветхой ткани. Рядом стоял мурза Карачи, правая рука хана.

Горшок, размером чуть ли не с половину человеческого роста, покоился в плетеной корзине, обложенной сухим хворостом. Смола в нем источала едкий запах, от которого слезились глаза. Алексей работал сосредоточенно, его бледное лицо блестело от пота, несмотря на ночную прохладу. Борода инженера, некогда аккуратно подстриженная по европейской моде, теперь отросла и спуталась, придавая ему вид безумца.

— Для чего ты это делаешь? — спросил Кучум, указывая перстнем на тряпки и веревки, которые русский продолжал запихивать в смоляную массу.

Алексей выпрямился, вытирая руки о кожаный фартук, испачканный смолой и сажей. В его глазах мелькнуло что-то похожее на гордость мастера, демонстрирующего свое искусство.

— Они разлетятся подальше и подожгут больше, — ответил инженер. — Когда горшок разобьется, горящие куски ткани и веревок разнесет во все стороны. Каждый из них станет новым очагом пожара.

Кучум кивнул, но его взгляд остановился на корзине с хворостом.

— А корзина зачем? — в голосе хана сквозило любопытство.

— Когда требушет выстрелит, горшок не должен расколоться из-за того, что его толкнет очень большая сила, — объяснял Алексей. — Корзина и хворост смягчат удар при запуске. Иначе вся смесь выльется здесь же, у наших ног.