Книга Военный инженер Ермака. Книга 4, страница 57 – Михаил Воронцов

— Просыпайтесь! — хрипло позвал Кондрат, осторожно хватая пищаль. — Михаил Потапыч к нам пожаловал!

Черкас мгновенно вскочил, выглянул из шалаша и тихо выругался. Микита встал следом.

— Тише, — шепнул сотник. — Пищали готовьте. Только осторожно, может еще уйдет.

Но медведь сделал шаг вперёд. В свете костра стала видна его огромная туша — пудов на тридцать, не меньше. Бурая шерсть свалялась, рёбра проступали под шкурой — зверь явно давно не ел. Он принюхивался, ловя запах людей и остатков их скудной трапезы.

— Деваться некуда. На счёт три палим, — прошептал Черкас. — Целиться в грудь. Раз… два…

Медведь взревел и бросился вперёд с неожиданной для такой туши быстротой.

— Огонь!

Три выстрела слились в один. Дым от пороха на миг заволок поляну. Медведь споткнулся, но не упал. Ревя от боли и ярости, он ринулся прямо на Кондрата. Тот едва успел откатиться в сторону — когтистая лапа прошла в дюйме от его головы, вспоров снег до самой земли.

Черкас выхватил саблю. Микита схватился за топор — перезаряжать пищали времени не было. Медведь развернулся, кровь текла по его боку, но это лишь злило зверя сильнее.

— Расходись! — крикнул сотник. — С разных сторон его!

Казаки веером разбежались вокруг костра. Медведь метнулся к Миките — тот едва успел нырнуть за толстую ель. Кора брызнула щепками под ударом когтей.

Кондрат воспользовался моментом — всадил в медвежий бок саблю. Зверь взвыл и резко развернулся, выбив клинок из рук казака. Сабля застряла между рёбер, но не достала до сердца.

Черкас подскочил сзади и рубанул саблей по хребту. Клинок скользнул по толстой шкуре, оставив глубокую рану. Медведь ударил лапой наотмашь — сотник едва успел отпрыгнуть и отлетел в сугроб, потеряв шапку,

— Микита, коли его! — прохрипел Черкас, выплёвывая снег.

Микита с разбегу всадил топор между лопаток зверя. Медведь встал на задние лапы — почти три аршина роста! — и пошёл на обидчика. Но ноги уже не слушались. Зверь покачнулся, сделал ещё шаг и рухнул, подминая под себя костёр. Искры фонтаном взметнулись в ночное небо.

Казаки стояли, тяжело дыша. Пар валил от разгорячённых тел.

— Живые все? — спросил Черкас.

— Вроде целы, — отозвался Кондрат, ощупывая себя. На рукаве его кафтана зияли три длинные прорехи от когтей, но кожу не задело.

Микита молча вытащил топор из медвежьей спины, вытер лезвие о снег.

— Надо костёр восстановить, — сказал сотник. — А то замёрзнем к утру.

Оттащили тушу в сторону — втроём едва справились. Собрали разметанные головешки, подложили свежих веток. Огонь нехотя занялся вновь.

— Хоть мясо теперь будет, — философски заметил Микита, глядя на убитого зверя. — Не зря Потапыч в гости заглянул.

При свете восстановленного костра принялись за разделку. Шкуру снимать времени не было — только вспороли брюхо, вырезали печень и лучшие куски мяса с бёдер и спины. Остальное припорошит снегом — волки и росомахи растащат.

Печень тут же поджарили на углях — горячая медвежья печень, как верили казаки, давала силы. Ели молча, обжигаясь, запивая талым снегом. Мясо было жёстким, с привкусом, но после полуголодных недель казалось пиром.

— Повезло нам, — сказал Черкас, вытирая усы. — Если бы не все сразу пальнули, лежать бы кому-то с распоротым брюхом.

— Или без головы, — мрачно добавил Кондрат. — Видел я, как шатун человека бьёт: одним ударом череп, как орех, раскалывает.