Книга Военный инженер Ермака. Книга 5, страница 77 – Михаил Воронцов

Теперь над ним уже никто не смеется.

— Давай его в разведчики к тебе отправим, — предложил Прохору Ермак. — Он со своей трубой увидит все, что только есть.

— Давай, — обрадовался Прохор. — Конечно, давай. Нам такие люди нужны!

— Эээ, — не согласился я. — Пусть он будет у тебя, но пока ему хочется возиться со стеклами — надо, чтоб он ими и занимался. Пусть вторую такую же сделает, если сумеет. Две — это всегда лучше, чем одна! А обращаться с трубой пусть кого-нибудь из разведчиков научит. Там всего-то и надо — не разбить ее! Наука нехитрая.

— Можно и так, — развел руками Прохор. — Я согласен. Если десяток таких труб у нас будет, то со стен запросто вражеских лазутчиков разглядим. И пусть только попробует кто-нибудь ее уронить! Я того сам уроню! Головой об сосну, чтоб поумнел. Два раза, а то у моих лбы прочные.

Засмеялись все, кроме Ермака.

Атаман, несмотря на невероятную удачу, выглядел спокойным и даже каким-то печальным. Шел, разговаривал с нами, но думал будто о чем-то другом.

— Что с тобой, Ермак Тимофеевич? — спросил я. — Что за тоска?

Он только махнул рукой.

— Сон я видел. Странный. Будто явь, а не сон. Видел я Кучума, идущего к какой-то реке с черной водой. Лицо бледное, будто всю кровь он потерял. Заметил он меня, оскалился-улыбнулся. А потом сказал:

— Я ухожу, но скоро вернусь за тобой.

Холодный ветер гнал по степи колючую пыль, словно сама земля оплакивала своего владыку. В центре огромного лагеря возвышался шатер из белого войлока — последнее пристанище хана Кучума. Казачья пуля, выпущенная из пищали при штурме Кашлыка, пробила грудь великого правителя Сибирского юрта, и рана оказалась смертельной.

Рана — а не лекарство таинственного бухарского врача, сразу после смерти уехавшего обратно. Во всяком случае, безопаснее считать, что рана. Лучше не ссориться сейчас с Бухарой и с ее ставленниками. После пули в груди все равно не выживают.

Вокруг ханского шатра собрались тысячи воинов. Они стояли молча, опустив головы. Ближе всех к шатру расположились мурзы и беки в богатых халатах, подбитых мехом. Среди них выделялся мурза Кутугай — старик с седеющей бородой и хитрым прищуром глаз. Он стоял рядом с тринадцатилетним Канаем, младшим сыном Кучума, положив тяжелую руку на плечо мальчика.

Канай дрожал — то ли от холода, то ли от страха перед грузом внезапно свалившейся на него ответственности. Худощавый подросток в слишком большом для него парадном халате выглядел потерянным среди суровых воинов. Его детское лицо было бледным, а в глазах стояли невыпролитые слезы. Кутугай время от времени сжимал плечо мальчика, напоминая о необходимости держаться достойно перед войском.

В стороне, окруженный лишь несколькими верными нукерами, стоял Маметкул — старший сын Кучума. Его лицо было мрачнее тучи. Он каждый день проклинал себя за несдержанность, которая привела к драке за наследие и к гибели его брата Ишима. Этим и воспользовался опытный в интригах Кутугай, отстранив его от престола с помощью совета мурз и передав формальное правление малолетнему Канаю.

Маметкул сжимал рукоять сабли так сильно, что костяшки пальцев побелели. Он видел, как Кутугай нашептывает что-то Канаю, как другие мурзы почтительно склоняют головы перед новым аталыком. Маметкул прекрасно понимал — власть ушла в руки хитрого и умного Кутугая. Мальчишка Канай — лишь марионетка. И таким он останется, даже когда повзрослеет. Маметкул вспоминал себя в тринадцать лет — уже тогда он был настоящим воином, почти ни в чем не уступавшим взрослым мужчинам. А Канай… Наверное, слишком многое в его воспитании доверили женщинам.