Книга Поместье для брошенной жены, страница 110 – Екатерина Белова

Он унес ее в покои, по общим признакам напоминавшие супружеские и опустил на кровать. В крови еще бурлило дурное желание поорать, высказать совсем уже рехнувшейся жене за эти тупые фрески по стенам, за переделку сада и дома, за эти гранаты. И что задевала Риш. Что смела желать ее вещи, словно он мало ей платьев покупает, мало тратит на побрякушки.

Но жена лежала в постели, свернувшись беззащитным клубком, и вздрагивала от рыданий. То ли вей ее довел, то ли Дафна. То ли Дан руку приложил. Это же надо было додуматься игнорировать мачеху весь полет! Такое и впрямь обидно.

Берн как был в сапогах, улегся на кровать рядом и вместо того, чтобы обнять жену, равнодушно сказал:

— Хватить реветь, покрывало попортишь. И мне не нравится ремонт. Чушь какая-то вышла, одни претензии на высокую моду, а на деле голову приклонить негде. Я в музее жить не собираюсь, мне нужен хороший крепкий дом без демонстрации сокровищ семьи.

Талье, словно ждала упрека, тут же подскочила на кровати:

— Этот ремонт стоит, как два таких поместья! — выкрикнула с обидой. — В тебе говорит низкое происхождение твоей семьи! Столы вам, да лавки деревянные подавай, посуда вся из дешевого фарфора, а на формах для прислуги розочки крестьянские!

В голос добавились едкость и откровенная злоба.

— Я тебе тортики печь не буду, и вышивать цветки на гобеленах

не буду, и терпеть на стенах мещанские картинки не собираюсь.

— А что ты будешь делать?

Талье задохнулась словами. В темных глазах бесновался невысказанный протест.

— А ты на мне зачем женился? — тут же набросилась она. — Тебе кухарки не хватает? Или швейка нужна?

Она буквально напрыгнула ему на бедра, придавив к кровати, и желание мгновенно охватило тело. Берн сжал тонкую талию жены, любуясь ее яростью. Хороша всё-таки. Ревнует. Любит. И злиться не из-за тортиков, а из-за невидимой тени Риш, еще бродящей по этому дому.

Весь этот ремонт, перекореженный сад, перекрашенные стены преследуют лишь одну цель — вытравить Риш из его памяти.

— Я на тебе по любви женился, — Берн засмеялся.

На сердце стало легче. Все же любовь упрощает многие вещи. Даже такие сложные, как его жизнь.

— Только со слугами разберись, ифрит знает, что они творят. Нянька крыльцо моет, где такое видано?

Талье виновато поникла, а после почти легла ему на гриль, сладко вжимаясь в бедра.

— Я накажу проверять, кто по дому ходит, — зашептала горячо. — Няньку я твою уволила, а кухарку с собой привезла, и слуг немного поменяла. Этот тощий ваш работник только без дела болтался, а я взяла дельного вея, который в артефакторике понимает, и экономку взяла со стороны. Столичную.

Желание мгновенно схлынуло.

Кого она уволила?

— Погоди, Алье, — Берн резко привстал, и Талье буквально скатилась в него, упав на постель тряпичной куклой. — Ты няньку уволила? И Бира?! Ты хоть понимаешь, что наделала?

Талье, в которой желание причудливо мешалось с гневом, тут же атаковала:

— Конечно, понимаю. Уволила двух бездельников! Старуха вечно ходила по дому и ахала. Не то меняете, не туда лезете, а сама весь день дрыхла в кресле! Это, по-твоему, работница? Это она-то экономка? Как она хозяйство не развалила непонятно. Или этот твой тощий Бир! Сутками таскался по чужим домам. То у одной бабы в постели полежит, у другой позавтракает, то вообще на сутки запьет с приятелями. И глаза! Глаза, как у жабы. Смотрит и говорит, мол, не сомневайтесь, вейра, уволюсь без вопросов, а вы за мной еще побегаете! Только уже за двойную оплату.