Книга Поместье для брошенной жены, страница 107 – Екатерина Белова

Он не выдержал и поспешно шагнул между женой и дочерью.

— Что тут происходит? Сын?

Только сейчас глаз нашел Дана, севшего на диван рядом с Дафниным веем и хмуро рассматривающим собственные, надраенные до блеска туфли.

— Дафна выкинула куда-то мамины вещи, — отозвался он безразлично и подумав добавил: — Все вещи.

Берна как в грудь с размаху ударили. Он задохнулся на миг от невидимой боли, онемел, оглох. Ослеп от страшной догадки. Вот зачем Дафна пришла к нему со списком материнских вещей!

Да она его обманула попросту!

— Как выкинула? — спросил хрипло. — Ты что наделала, Афи? Это же не твои вещи. Что я скажу Риш, когда она вернется?

— Ты дозволил, — терпеливо напомнила Дафна. — Я же говорила тебе, что мать отказалась от вещей, а я их утилизировала. Тут же ремонт затеяли. Рабочие сказали, что будут менять всю мебель, а в мамину комнату сносили все лишнее, ставили краску и доски. Платья порвали, случайно сломали ее гардеробную. Вся одежда оказалась испорчена. Ни продать, ни носить. Вот я их и выкинула, мебель сожгла, да и мелочи все собрала и тоже сожгла. Дракон великий, да устарели они! Ус-та-ре-ли! Мать всю жизнь на себе экономила, так что я выкинула эти тряпки и не жалею ни одной секунды!

Берн очень хотел разозлиться. Ощутить спасительную ярость, но вместо этого почему-то ощущал лишь тоску. Сосущую пустоту на той половине груди, где у людей и драконов стучит сердце.

Его собственная дочь.… Их дочь. Отвернулась от матери с легкостью флюгера. Дан хотя бы переживал. Недолго, конечно, как и подобает истинному дракону, но все-таки переживал, а Дафна выкинула мать из жизни, подобно фантику от съеденной конфеты. Точнее, часть сожгла, а часть выкинула.

Он словно впервые дочь увидел.

Хороша, как солнышко на востоке. Коса солнечная до пояса, усеянная жемчугом, фарфоровое личико, ресницы вздрагивают черными крыльями, на белых щеках красные пятна гнева. И внутри этой дивной красавицы почему-то сидит злобное расчетливое чудовище, куда-то девшее его дочь.

— Куда выкинула? — Талье подскочила к Дафне, но та даже не поморщилась.

— Не помню, — буркнула дивная красавица. — Я же не сама выкидывала. Слуги или рабочие или вот привратник. Я вроде привратника просила.

— А где платье, расшитое жемчугом? — тихо спросил Берн.

Он подарил его Риш, когда артефакторика вошла в тройку лидеров по южной области. Сам выбирал ткань, сам давал мерки швеям, жемчуг сам покупал, выбирал каждый кругляш, каждую нить. Кружево редкого плетения заказал из Леяш. Это их общее платье. Воспоминания. Жизнь, рассыпанная жемчугом по подолу.

Оказывается, Риш его не взяла. Он же не проверял, что она взяла, а что нет. Не до того было. Но иногда, ночами, когда совесть заползала змеей в сердце, он почему-то представлял, как Риш складывает в сундук три своих любимых платья, как принцесса из сказки. Жемчужное, белое и красное свадебное. Берет голубой гарнитур с бирюзой — её любимый, подаренный им на десятую годовщину. Складывает запечатленные снимки детей и украдкой его запечатленный снимок. Еще любит. Еще молится за него ночами. Любовь не умирает за полчаса.

И где она теперь эта любовь? Гниет на помойке. Льют на серебряную ткань дожди, палит солнце, в кружеве гнездятся червяки. Выцвела и истончалась ткань, разлетелись по белому свету горошины жемчуга. Привратник и забрал себе жемчуг. Оборвал с платья толстыми пальцами, распихивая по карманам.