Книга (не) Зайка для Волка, страница 84 – Мария Мирабелла

Аррен тяжело дышал, прижимаясь лопатками к мокрой траве, а Ана, стоя над ним, ловила его изумлённый взгляд. Её сердце билось часто, но внутри было спокойствие.

— Это тебе за тот день, — тихо сказала она, не громко, не злорадно, просто как факт.

А затем, не дожидаясь, пока он опомнится, развернулась, сорвалась с места, ловко схватив флаг, словно охотник свою добычу, и рванула в сторону своей команды.

Она принесла им победу. Стоя посреди ликующей толпы, держа флаг, она впервые почувствовала вкус триумфа не как случайной удачи, а как заслуженной награды. Это была не её внешняя победа, это был внутренний рубеж, который она давно должна была пересечь.

Но сквозь общий шум она чувствовала ещё один взгляд. Тот, что был всегда. Таррен. Он стоял чуть в стороне, просто наблюдая. Его лицо оставалось спокойным, почти равнодушным, но в глазах горел огонь, который говорил больше, чем любые слова, больше, чем простое восхищение. Что-то глубже, намного глубже.

Позднее, когда коридоры академии опустели, оставив после себя лишь затихающий шум шагов и отголоски далёких голосов, тишина стала почти осязаемой. Ана шла быстро, стараясь не думать, не чувствовать, не вспоминать. Но Таррен нашёл её — как всегда, слишком легко, слишком быстро, как будто их разделяло не пространство, а тонкая, натянутая до предела нить, которую он умел дёргать в самый неподходящий момент.

Он настиг её молча, резко, без предупреждения, схватил за запястье, и в следующее мгновение её спина ощутила холод стены. Воздух между ними дрогнул, стал плотным, электризованным, насыщенным тем самым напряжением, которое они оба пытались игнорировать, но которое неизбежно вспыхивало, стоило им остаться наедине.

Его лицо оказалось слишком близко — так близко, что дыхание Таррена, тёплое, неровное, обжигало её кожу, напоминая ту ночь в хижине, где границы между ними стерлись, смешались в единое, опасное чувство.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он хрипло, так, будто каждое слово давалось ему с усилием, как признание, которое не хотелось произносить вслух.

Ана вскинула на него глаза, полные злости и чего-то ещё.

— Отпусти, — голос её дрожал, но не только от гнева. Там, в этих дрожащих нотах, пряталось нечто, что она не могла контролировать.

— Нет, — тихо сказал он, и в этом отказе звучала вся его одержимость.

И прежде чем она успела что-либо сказать, он поцеловал её. Не мягко, не осторожно — а так, как поцелуй должен был быть, когда сдерживать чувства больше невозможно. Глубоко, настойчиво, требовательно. Его губы не оставили ей выбора, как не оставляли его собственные желания.

Она пыталась оттолкнуть его — вначале. Рванулась, напряглась, но её тело, предательски отвечало на этот поцелуй так, словно всё это время только этого и ждало. Как зверь, который устал прятаться. Как сердце, которое устало молчать.

Его рука крепко держала её за талию, другая не отпускала запястье, и в какой-то момент весь мир вокруг перестал существовать. Остались только он, она и горячее, сбивчивое дыхание между ними, которое сливалось в одно целое.

Когда их губы, наконец, разомкнулись, Ана тяжело дышала, чувствуя, как горит её лицо, как дрожат пальцы. Она встретила его взгляд — прямой, дерзкий, полный вызова и внутренней борьбы.

— Это ничего не значит, — сказала она ровно, почти спокойно, но слишком ярко ощущая, что врёт не ему, а себе.