Книга (не) Зайка для Волка, страница 86 – Мария Мирабелла

Пять минут. Десять.

Кофе так и остался незаказанным.

Он наконец выдохнул и поманил хозяйку лёгким, почти ленивым движением пальцев — внешне всё было спокойно, только пальцы на другой руке незаметно сжались в кулак, выдавая напряжение.

— Где Ана? — голос прозвучал ровно, почти обыденно, но под этой ровностью скрывалось что-то слишком острое, чтобы не заметить.

Женщина, протирая кружку, замерла, подняла брови, чуть прищурившись, мягко ответила:

— Ана? Не пришла сегодня. И даже не предупредила. Она никогда так не делала. Это на неё не похоже.

Он не ответил. Не поблагодарил, не уточнил, не остался сидеть, как положено воспитанным посетителям. Просто поднялся и вышел, так быстро, что дверной колокольчик звякнул, не успев догнать его шагов.

Ветер ударил в лицо, хлестко и резко, будто пытаясь привести его в чувство, стряхнуть наваждение. Но вместо этого только подтвердил худшее, что-то не так. Совсем не так.

Пустые коридоры Академии встречали его равнодушным эхом.

Он шёл быстро, почти на грани бега, заставляя себя верить, что ещё не поздно. Что сейчас она откроет дверь, как всегда слегка нахмурившись, и скажет что-нибудь колкое о том, как ему нечего делать возле её комнаты.

Он постучал. Сначала осторожно, почти мягко, будто боялся спугнуть что-то хрупкое за этой тонкой преградой.

Потом сильнее, требовательнее.

И, наконец, холодно, властно, так, как привык добиваться ответа.

— Ана, — голос звучал уже глухо, почти сухо, — открой.

Тишина за дверью была слишком плотной, слишком долгой. И именно эта тишина вдруг стала страшнее всех его опасений.

Таррен ударил в дверь плечом — резким, отчаянным движением, не оставляющим места для сомнений. Дерево глухо дрогнуло, но осталось непоколебимо. Сердце стучало где-то в горле, сбивая дыхание, и каждый удар отдавался глухой болью в висках.

Он отступил на шаг, стиснул зубы, заставляя себя не поддаваться панике, но пальцы всё равно дрожали, сжимаясь в кулаки так сильно, что костяшки побелели.

Ответа не будет. Она не там.

Он резко развернулся, почти бегом преодолевая коридоры, где эхо его шагов звучало гулко и зловеще. Ему нужно было найти кого-то, кто мог бы знать хоть что-то.

Лея.

Он увидел её у лестницы, та как раз собиралась повернуть в другую сторону, но, заметив его, замерла, приподняв брови в лёгком удивлении, словно не ожидала увидеть волка с таким выражением лица.

— Ты её видела? — голос был сдержанным, но под этой сдержанностью ощущалась натянутая до предела струна.

Лея нахмурилась, задумчиво тронула край рукава пальцами:

— Сегодня? Нет, не видела. Она вчера говорила, что у нее утром смена.

Её тон был спокойным, но в нём промелькнула тревога.

— Что-то случилось?

Он не ответил. Слова застряли в горле, как ком. Потому что там, внутри, под кожей, под ребрами, уже сжалась сталь. Холодная, жгущая, знакомая с детства. Предчувствие.

И теперь этот голос звучал почти уверенно.

Ана в беде.

Он уже сделал шаг, чтобы уйти, как вдруг за спиной раздался негромкий голос, сухой, чуть насмешливый, будто не до конца осознающий тяжесть момента:

— Эй, Таррен, это тебе.

Он обернулся, и кто-то, незнакомый студент из младших курсов, протянул ему сложенный вдвое лист бумаги. В руках этого парня бумага выглядела безобидной, почти случайной, но Таррен уже почувствовал, что-то не так.