Книга (не) Зайка для Волка, страница 85 – Мария Мирабелла

Она вырвала руку из его пальцев и пошла прочь, не позволяя себе обернуться. Потому что знала, если остановится, если посмотрит назад, всё повторится.

Позже на лекции по тактике, сидя на задней парте, Ана пыталась сосредоточиться на планах построения обороны, но мысли снова и снова возвращались к тому поцелую, к его рукам, к жару его губ. Она злилась на себя за слабость, за то, что хоть на миг позволила себе потерять контроль.

Лея сидела рядом, опустив плечи, словно тяжесть несказанных слов и несбывшихся надежд давила на неё невидимым грузом. Она пыталась слушать лектора, старательно удерживая внимание на сухих терминах и скучных формулировках, но мысли упрямо сбивались с курса, скользили к тому, кто сидел по другую сторону аудитории.

Томас. Его фигура, как и прежде, была статуей равнодушия, выточенной из холодного камня. Он смотрел вперёд, не поворачивая головы, не позволяя себе ни малейшего движения в её сторону, будто мир за пределами его взгляда перестал существовать. Но руки выдавали больше, чем он хотел показать: тонкие пальцы ритмично постукивали по краю стола, и в этих коротких ударах слышался весь тот внутренний шторм, что он тщетно пытался скрыть за маской безразличия.

— Он всё ещё притворяется, что меня нет, — тихо произнесла Лея, и на губах её дрогнула грустная, почти безнадёжная улыбка. Она говорила это так, будто признавала свою невидимость перед ним как данность, как нечто, с чем придётся научиться жить.

Ана молча коснулась её ладони, сжимая её мягко, но уверенно, словно пытаясь хоть на мгновение стать опорой в её зыбком, покачивающемся мире.

— Может быть, ему нужно больше времени, — сказала она, и голос её прозвучал спокойно, но внутри этого спокойствия слышалась осторожная надежда, та самая, которая боится поверить в своё право на жизнь.

Белка медленно повернула голову к окну. За стеклом, словно в отражении её собственных мыслей, тяжёлые серые облака лениво плыли по небу, а ветер гнал их прочь, не разбирая, чьи они и зачем там собрались.

— А если время не поможет? — прошептала она, так тихо, будто боялась нарушить хрупкое равновесие между верой и отчаянием.

Ана не нашла слов для ответа. Потому что знала, иногда даже самое длинное время бессильно против тех зверей, что живут глубоко внутри и рвутся наружу, оставляя после себя только пустоту и боль.

Таррен, привычно оттолкнув одеяло, надел тёмную футболку и брюки, мысленно отметив, что сегодня Ана должна работать в кафе. Обычно он не признавался себе, зачем туда ходит, но в глубине души знал, просто чтобы видеть её, услышать её голос, вдохнуть ее запах.

Он вошёл в зал, как всегда, почти не задерживая взгляда на деталях — всё это было частью привычного ритуала: стальной каркас кофемашины, стеклянные витрины с пирожными, ровные линии столов. Но сегодня что-то было не так. Слишком спокойно, слишком пусто. Её не было за стойкой, она не мелькала между столиками, не склонялась над чашками с тем сосредоточенным выражением, которое он мог бы нарисовать по памяти.

Холодная пустота разлилась внутри, словно кто-то выдернул стержень, на котором держалось субботнее утро.

Он молча сел за крайний столик у окна, где обычно не задерживался, бросив взгляд на дверь кухни. Вдруг сейчас она выйдет, отряхивая руки о фартук, с тем самым взглядом, который мог бы невзначай зацепить его за живое.