Книга Хризолит и Бирюза, страница 13 – Мария Озера

— Мир был окутан кромешной тьмой… — прошептала я себе под нос, едва касаясь пальцами стены, где на фоне пустоши простиралось беззвёздное небо. — В этой тьме был лишь Род — прародитель всего сущего…

Я шла вдоль фрески, будто сквозь туманный сон, читая знакомую с детства историю, переложенную здесь в красках и позолоте с пугающей достоверностью. Каждый фрагмент был узнаваем, но будто бы увиден впервые.

Что-то сжалось внутри. Я не слышала этот рассказ много лет. Раньше он казался мне сказкой — нелепым мифом, который Жизель пересказывала с лёгкой иронией мне перед сном. Но здесь, в этих залах, под холодным светом хрустальных люстр, в мраморной тишине императорского дворца он ощущался единственной истиной. Истиной, к которой я была глуха. Меня бросило в жар от масштаба веры, от красоты и ужаса утраченного знания.

— Затем Род родил Любовь… — прозвучал рядом глубокий голос, низкий, обволакивающий, как чёрный бархат. — Так началось сотворение мира. Мир наполнился Любовью.

Я вздрогнула.

Моё тело застыло. Взгляд метнулся вверх, туда, где, на фреске, длинноволосая девушка выходила из раскрытой груди бородатого титана. Рядом с моей ладонью теперь лежала другая — мужская. Она тоже касалась стены. Пальцы — длинные, тонкие, с серебряными перстнями, каждый с разным орнаментом: волны, солнце, узорчатая змея. Рука — крепкая, жилистая, с мужественной костяной линией, обрамлённая тёмным рукавом расшитого серебром пиджака.

Я закусила нижнюю губу — от растерянности, от того, как сильно заколотилось сердце. Развернулась и оказалась лицом к лицу с мужчиной. Он был ближе, чем я ожидала, и смотрел на меня с лёгкой, уверенной усмешкой.

Его рука всё ещё упиралась в стену, перекрывая мне путь, и я вынуждена была отступить ровно на толщину своей спины, вжимаясь в фреску. Я ощущала тепло камня сквозь тонкую ткань платья и его холодный взгляд, скользящий по моему лицу.

Он изучал меня — неторопливо, почти с любопытством охотника. А потом резко отстранился, как будто увидел достаточно. Подтянул манжеты, поправил складки на рукавах. Усмешка исчезла, и вместо неё на лице проступила сдержанная холодность, чуть-чуть высокомерная — роскошь, которую позволял себе его рост и выправка.

— Трущобы полны сюрпризов… — сказал он тихо, почти интимным полушёпотом, и в его хризолитовых глазах мелькнула искра. Свет люстр высекает бликовую россыпь на радужке, а его губы едва тронула полуулыбка.

Он стряхнул с плеча невидимую пылинку, поправил запонки и сделал шаг назад, оставляя после себя лёгкий аромат какого-то древесного парфюма с металлической ноткой.

— Офелия, дорогая! — послышался знакомый, тёплый голос, как одеяло в стылом воздухе. — Вижу, ты уже познакомилась с графом Волконским.

Со входа, раскинув руки, к нам приближалась Жизель — стремительно и по-хозяйски, как будто именно она была владелицей дворца. И, возможно, в каком-то смысле — была. Для своих пятидесяти с лишним лет она выглядела изумительно: светлые волосы аккуратно убраны назад, открывая точёные черты и хищные зелёные глаза, отливающие янтарём под бровями. Яркий макияж подчёркивал не возраст — а власть. Чёрное платье с переливающимся змеиным узором сидело на ней, как кожа, а прозрачная накидка, украшенная перьями, шуршала при каждом её движении, как крылья ночной птицы.