Книга Хризолит и Бирюза, страница 131 – Мария Озера

— На самом деле… он очень ждал твоего визита, — добавила она.

Я посмотрела на неё с недоверием, и она тут же перешла на шёпот:

— Да-да, моя дорогая. Он всю неделю писал письма с твоим именем и рвал их, бросая в корзину. Видела собственными глазами.

Слова повисли в воздухе.

Слова Елены звучали так убедительно, что напряжение стало медленно отпускать, но лишь отчасти. В груди всё ещё тяжело пульсировало сомнение: Нивар Волконский? Ждал моего визита? Почему же тогда каждое его слово было острее ножа, а каждый взгляд холоднее ветра за окнами? Разве так встречают того, кого действительно ждут?

Елена, заметив моё смятение, приподнялась на носочки, будто пытаясь заглянуть мне в душу.

— Понимаешь, он… человек сложный, — прошептала она. — За этим суровым фасадом — страхи. Сомнения. Он не умеет… быть открытым. Особенно с женщинами. Это всегда было его слабостью.

Я сжала губы.

Её слова, тёплые и добрые, должны были утешить. Но вместо этого они усугубили хаос внутри.

Страхи? У него?

Я вспомнила его глаза. Зелёные. Холодные. Но в них — всегда что-то. Мелькание. Тень. Как будто за льдом — бьётся пламя, которое он боится показать.

Елена, словно чувствуя, что я на грани, мягко коснулась моей руки.

— Не теряй надежды, душка, — напутствовала она. — Порой нужно лишь немного времени… чтобы глыба льда растаяла. Дай ему понять, что ты рядом.

Я кивнула, поблагодарив её, хотя внутри не верила до конца. Лёд тает… но развемне не будет больно, если окажется, что это вовсе не лёд, а камень?

Елена чуть подтолкнула меня к выходу. На дворе пахло мокрыми листьями, небо было низким и серым, а возле ворот уже ждала машина. Дверцу держал лакей, и это молчаливое ожидание только усиливало ощущение неизбежности. Я сделала глубокий вдох, собрала силу воли и, стараясь не выдавать смятения, подошла к машине. Сев рядом с Ниваром, я демонстративно расправила юбку и поправила её с таким видом, будто тем самым ставила границу между нами.

В салоне стояла тишина, нарушаемая лишь ровным гулом мотора. Сквозь идеально чистое стекло мелькали огни особняка, и он, казавшийся ещё недавно пристанищем, теперь выглядел чужим, будто из другого мира. Я смотрела вдаль и ловила себя на том, что не могу отделаться от мысли: сегодня всё изменится.

Я чувствовала, что этот бал произведёт еще больший фурор, чем мы с Лоренцом предполагали. Помимо девушек, приглашения получили и молодые ребята из знатных семей, а также двое ребят из школы, между которыми, уже исключая Агнесс, я выбирала для спонсорства — Адриан и Генри. И, если первый расплылся в довольной улыбке от нашего визита и без раздумий пообещал быть звездой вечера, то безэмоциональность Генри вызвала у нас с Лоренцом несколько вопросов.

Машина двигалась медленно — впереди образовалась пробка из экипажей и автомобилей, тянущихся к центру, ко дворцу. Нивар, не поворачиваясь, попросил водителя включить радио. В динамике зазвучала мелодия. Она словно приоткрыла во мне ту дверь, за которой я прятала сомнения и страхи. Я отвернулась к окну, чтобы скрыть новые эмоции, чтобы он не увидел, как дрогнули мои ресницы. За стеклом дрожали огни фонарей, мокрые улицы блестели, будто устланы ртутью, а ветер срывал листья с деревьев и швырял их на дорогу, образуя нам подиум до дворца.

Мы ехали молча. Нивар сидел неподвижно, подперев подбородок рукой, и смотрел в темнеющий город — жест, который я уже, казалось, знала: он думает. Взвешивает. Сопротивляется. Вторая его ладонь безжизненно лежала рядом со мной, и эта близость резала сильнее любого слова.