Книга Хризолит и Бирюза, страница 137 – Мария Озера

Граф никогда не выглядел так уязвимо, как сейчас, с цепью, скованной вокруг его лодыжки, но эта уязвимость лишь добавляла ему привлекательности. Каждый мускул на его лице говорил, что он был живым воплощением борьбы — страсти и боли, света и тени, заключённых в одном человеке.

— Все будет хорошо, слышишь меня?

В двери, что вела на свободу, послышался щелчок замочной скважины. Мерзкий скрип, сменившийся громким ударом о стену, который разнесся по всему подвалу, представил нам крупный силуэт, ростом, примерно, в два метра. Факел в его руке осветил все помещение, давая возможность рассмотреть все намного лучше. Где-то запищали крысы, остерегаясь яркого света, тени паутины легли на каменный пол.

Мужчина шагнул внутрь. Его лицо, резкое и суровое, прорезали глубокие морщины, будто борозды старой земли. Длинные седые волосы были стянуты в тугой хвост, а борода скрывала рубцы, из-за которых он напоминал боевого пса, выжившего в десятках схваток. Я узнала его: тот самый, что стоял на дороге, перед тем как тьма поглотила меня.

Он двигался медленно, но уверенно, будто каждый шаг имел вес. Огонь в его руках выхватывал из мрака ржавые цепи, бочки и каменные плиты, покрытые плесенью. Его глаза — два тлеющих уголька — скользили по подвалу, словно он что-то искал.

Жгучая ненависть поднялась во мне, перемешавшись с холодом страха. Мы не должны были оказаться здесь. Ни я, ни Нивар. Всё это было неправильно.

— Что тебе нужно от нас? — слова вырвались из горла почти рыком. — Если нужны деньги, скажи сколько и отпусти нас!

Он подошёл к моей решётке и ударил по прутьям так, что звон пронзил уши. Я невольно отпрянула. Наклонившись, он приблизил своё изуродованное лицо к моему. Запах перегара и гнилого дыхания ударил в нос, и я поморщилась, прикрывая рот и лицо рукой.

Мужчина расхохотался, гулко, с хрипом, снова ударил по железу.

— Деньги? — его голос был похож на ржавый нож, режущий слух. — Нет, девчонка. Я буду тебя пытать. Ты будешь кричать, но скажешь мне всё, что я хочу. И я не дам тебе умереть. — Смех сорвался у него с губ, трескучий, мерзкий. — Ты будешь умолять о смерти… умолять! — он откинул голову, снова засмеявшись, будто уже наслаждался предстоящим.

— Умолять о смерти? — мой ослабевший голос приобрел тень уверенности, хотя внутри всё клокотало. Я не собиралась поддаваться. В душе разгорался огонь, тусклый, но живой. — Ты не сможешь сломать меня, даже если будешь пытать всю ночь.

На секунду его глаза вспыхнули ярче, как будто он ждал именно этого ответа.

— О, как я люблю слушать такие слова, — прогоготал он, приближаясь, его дыхание слышалось, словно ветер в пустом коридоре. — Но ты не знаешь, что я способен сделать. И ты не представляешь, на что способен человек, когда теряет последние границы.

Я сжала кулаки, стараясь отвлечься от звука капающий воды, который величественно напоминал мне о времени, ускользающем вместе с надеждой. В голове мелькали мысли о свободе, о дневном свете, который никогда не видел этот подвал.

— Ты не сможешь запугать меня, — произнесла я сдержанно, хотя внутренний голос холодом скользнул внутри: он уже запугал.

— Ты не понимаешь, — он остановился и его голос прозвучал так, будто он был моим наставником, который пытался объяснить тяжесть жизни. Я почувствовала его взгляд. — Я могу заставить тебя желать именно того, чего ты боишься больше всего. В этом и заключается истинная власть.