Онлайн книга «Хризолит и Бирюза»
|
Горло сжало так, что крик застрял внутри, хриплым комком, и тишина вокруг показалась вечной. Он остановился в шаге от меня, пальцы его обвили верёвку, как если бы это было оружие и трофей одновременно. — Ты понимаешь, что это конец? — голос его был сладок и ядовит, будто он вкушал собственное могущество. И в ту же секунду, когда наши взгляды столкнулись, мир потускнел. Всё закружилось в тусклой спирали, и я рухнула в беспамятство под оглушительный стук собственного сердца. * * * Открыв глаза, я осознала, что нахожусь в сыром, затхлом подвале, за тяжёлой решёткой. Каменные стены источали холод, такой пронзительный, будто он проникал прямо под кожу. Моё платье, некогда белое, теперь висело лоскутами, перепачканное кровью и грязью. Даже мысль о том, чтобы выбраться, не грела — силы таяли вместе с каждым ударом сердца. Я обвела взглядом тесное пространство. Кричать не имело смысла — только привлечь чью-то нежеланную тень. В воздухе стоял запах плесени, ржавчины и чего-то ещё, металлического, почти сладкого, что лишь усиливало тошноту. Иногда до слуха доносился тихий шорох или скрип, и я не могла понять: это крысы, гнилое дерево… или шаги, скрытые во мраке? Темнота была вязкой и плотной, словно сама тьма спустилась сюда, чтобы стать ещё одной стеной. Я прижалась спиной к камню, слушая собственное дыхание, тяжёлое и прерывистое, словно оно тоже было заковано в железо. Мысли метались, как мухи в запертой банке: кто меня сюда бросил? Зачем? За мутной завесой памяти шевелились обрывки последних событий, но ясного ответа не было. Я знала только одно: если останусь здесь — исчезну. Попытка подняться обернулась ударом слабости. Голова закружилась, окровавленные ноги отозвались тупой ноющей болью, как будто каждая жила протестовала против движения. Казалось, что тело предало меня. Но оставаться неподвижной среди этого гниющего мрака было ещё страшнее. Сквозь крошечное зарешеченное окошко, высоко под потолком, пробивался тусклый серый свет. Снаружи шуршали листья, скрипели старые деревья, и ветер доносил запах сырой осени. Но это не было свободой — лишь напоминанием о том, что мир живёт где-то там, за этими камнями и прутьями, а я — всего лишь тень, заключённая в клетку. Каждый угол помещения тонул в полумраке, и в каждом мне чудилось что-то живое. Металлические прутья тянулись вверх, холодные и равнодушные, как символ недоступной воли. По полу пробегали сквозняки, от чего проносился табун неприятных мурашек вдоль всего тела. Я слушала, как собственное сердце гулко стучит в груди, и в этом звуке слышался вызов: оно всё ещё борется, даже когда разум тянет к отчаянию. Каждый вдох был тяжёлым напоминанием о потерянной свободе, а каждая секунда — новой пыткой, растянутой до бесконечности. К стенам узилища прилипали пыль и тени, оставляя следы забвения. В воздухе витала загнивающая надежда, а в груди раздавался глухой стук — это сердце всё ещё боролось, искажая тишину клеточного существования. Мысли, как тени, метались из угла в угол, пытаясь найти выход из своего пленения. Каждый вдох был напоминанием о потерянной свободе, а каждая секунда тянулась, как вечность. Я вновь предприняла попытку встать на ноги, но тут же почувствовала резкую боль в бедре, о которой я уже смогла позабыть. И все же мне удалось сделать несколько шагов, после чего я все же упала. Боль была невыносимой. Из глаз потекли слезы. Я попыталась встать, но не смогла. Это было скорее чувство общей беспомощности, руки опускались, дыхание становилось медленным. Слёзы сами потекли из глаз, руки бессильно опустились, дыхание стало медленным, вязким. Я будто медленно засыпала, но сердце билось громко, не позволяя окончательно утонуть во мраке. |