Книга Хризолит и Бирюза, страница 308 – Мария Озера

Моё сердце болезненно сжалось от этого зрелища. Мне так хотелось поделиться с Лоренцем своими страхами, рассказать, как дрожали мои колени, как стучало сердце в груди, как я боролась с подступающими слезами. Но в этот момент я была нужна здесь, рядом с Ниваром.

Я понимала, что Лоренц испытал тот же всепоглощающий страх, который терзал и меня. Его смятение, его внутренняя борьба были мне так близки — словно зеркало, отражающее мои собственные переживания.

Я словно физически ощутила, как в груди Лоренца что-то надломилось в ту минуту, когда я с мечом наперевес бросилась защищать Нивара. Его боль, его тревога эхом отозвались в моём сердце, напоминая о том, как хрупка бывает грань между страхом и отвагой, между отчаянием и надеждой.

— Прошу прощения, — в голове словно эхо возникло воспоминание нашей первой с Лоренцом встречи. — Я не хотел, чтобы вы бежали за ним.

Пошёл плотный снегопад. Белые хлопья медленно, но верно укрывали землю, превращая привычный пейзаж в белоснежное безмолвие. Я вновь подняла глаза на Нивара и поняла, что он всё это время не отводил взгляда.

Его глаза были серьёзными, проницательными, словно он пытался разглядеть мои мысли сквозь тонкий покров невидимого снега, что так заботливо усыпал весь мир.

Снег ложился тихо, его мягкий звук напоминал шёпот. Я будто слышала, как он дышит вместе с нами. В этой белой тишине даже холод вдруг показался нежным. Я вздрогнула от неожиданного касания его руки у моей щеки — и тепло заполнило меня.

Нивар склонился ближе, его дыхание смешивалось с морозным воздухом, оставляя крошечные облачка, исчезающие так же быстро, как наши сомнения. Время застыло: вокруг меня не существовало ничего, кроме снега и его хризолитовых глаз.

Моё сердце билось чаще, освобождаясь от оков. Его рука на моей щеке пробуждала вихрь эмоций, которых я боялась раньше. В тот миг мне захотелось забыть о том, что может случиться за пределами этого дивного пейзажа. Мы были как два пленника зимы, обреченные на вечный миг, не желающие оставлять эту безмятежность.

— Что ты видишь в этом снегопаде? — спросила я, стараясь нарушить тишину и увести его от тяжёлых воспоминаний о дуэли. Меньше всего мне хотелось снова касаться причин схватки, когда передо мной стоял живой и дышащий Нивар.

Он усмехнулся, и в глазах его мелькнула искорка, будто он хранил разгадку, известную лишь ему одному.

— Я вижу тебя. И этого достаточно, — произнёс он, и от этих слов последние остатки сомнений растаяли, превратившись в солёные капли, скатывающиеся по моим щекам.

Нивар наклонился и коснулся губами моих щёк, стирая влажные дорожки. Но вместо облегчения это пробудило во мне новую бурю. Я разрыдалась взахлёб, будто распахнулись давно сдерживаемые ворота, и всё накопленное внутри вырвалось наружу.

Он прижал меня к себе, и в его взгляде жалость переплелась с пониманием. Его дыхание было ровным, спокойным — словно он хотел передать мне часть своей силы.

— Почему ты плачешь? — шепнул он, целуя меня в макушку и поглаживая по волосам.

Я не ответила. Слова показались бы слишком грубыми для этого хрупкого момента. Я лишь сильнее вжалась в его грудь, вцепившись пальцами в ткань камзола, будто в единственную опору. Я чувствовала его тепло и запах, и этого хватало, чтобы знать: он жив, он рядом.