Книга Северный ветер, страница 127 – Александрия Уорвик

– Ты поедешь на Фаэтоне или не поедешь вообще. Выбор за тобой.

Выбор? Вот умора.

– Ладно, – упрямо вскидываю подбородок.

Без разрешения Короля стужи мне не перейти Темь. А мне это нужно. Как воздух.

Борей открывает денник и выводит Фаэтона. Не замечала раньше, но шерсть зверя точно такого же угольно-черного цвета, что и волосы короля.

– Вернешься к закату, – отрывисто.

– Я останусь там на ночь.

Борей собирается возразить, но я вскидываю руку.

– Я останусь там на ночь, – повторяю, и никаких тут больше торгов. – Я не видела сестру несколько месяцев. Вернусь завтра утром.

И пошло в Бездну его стремление все контролировать.

Видок у Борея такой, будто последние пару часов он лимон жевал. Однако…

– Завтра утром, – уступает Северный ветер.

Он подсаживает меня в седло, хотя я более чем способна забраться верхом самостоятельно. Король предупредил о наказании, которое последует, если я засижусь в Эджвуде: на корм Теми пойдет кровь его жителей. Угрозу я воспринимаю всерьез. Пока ледяное сердце Борея не перестанет биться, я буду паинькой.

Он ведет Фаэтона к воротам, странные, призрачные копыта цокают по камням. Затем передает мне поводья, но не отпускает, когда наши руки соприкасаются.

– Завтра утром, – повторяет он, сверля меня взглядом.

Киваю.

– Даю слово.

Механизмы врат приходят в движение – огромные шестерни, тяжелые, лязгающие зубья. Стонут петли. Как только створки раскрываются достаточно широко, я вонзаю пятки в бока темняка.

Мы вырываемся наружу, навстречу ветру и холоду. Глаза слезятся и горят, и когда я понукаю зверя сильнее, он охотно отзывается. Вскидывая голову, он петляет по лесу, перескакивает через поваленные деревья и замерзшие, сверкающие ручьи.

Километр за километром мы несемся в глубь неподвижного пейзажа. Когда впереди возникает река, я перевожу зверя на шаг, затем спешиваюсь на берегу. Это, должно быть, Мнемос, который впадает в Лез. Мои воспоминания, мое «я» в безопасности, пока я не прикасаюсь к воде.

Лодка все там же, где ее оставили, когда я впервые сюда прибыла. Вмерзшая в гладкую, как стекло, поверхность. Хотя, присмотревшись повнимательнее, я замечаю, что река не такая уж гладкая. Полотно льда усеивают тоненькие, как волоски, трещины, а кое-где темнеют пятна – в коварных, начавших подтаивать местах.

– Можешь не ждать, – говорю я Фаэтону.

Пустые глазницы смотрят мне в глаза. Затем он вскидывает голову и исчезает за деревьями.

Как только я забираюсь в лодку и устраиваюсь на скамейке, лед расходится и течение уносит меня прочь.

Путешествие по реке занимает целый день. У торчащих камней бурлит белая пена, вода бьет в изогнутый корпус. Цепляюсь за борта, потому что не умею плавать. Зачем учиться, когда река круглый год подо льдом. Впереди вздымается Темь. Растет, расползается, скользит прохладой по коже, когда я прохожу сквозь завесу. Открываю глаза уже не в Мертвых землях. Я наконец вернулась в Серость.

Лодка доставляет меня к излучине реки, которая тут же замерзает, как только я ступаю на берег. Я рыскала по этой глухомани большую часть жизни, так что сразу понимаю, в какой стороне Эджвуд. Скоро стемнеет, и я спешу на юг, пробираясь сквозь плотный свежевыпавший снег.

Ночь наползает с востока, запад светится алым, последние лучи солнца утекают из виду. Я возвращаюсь домой, пусть и ненадолго. Домой, где живет мое сердце. Такое чувство, будто все мое тело стремится вперед, к тому, что ждет за деревьями, и вскоре я уже бегу, продираясь через сухие кустарники, проскакиваю соляной круг Эджвуда, несусь через пустынную площадь.