Книга Северный ветер, страница 143 – Александрия Уорвик

– Госпожа!

Сквозь окутавший мой разум туман ужаса пробивается пронзительный голос Орлы. Не могу остановиться. Эмоции воспламеняют мою кровь, и я несусь наружу, ботинки шлепают по мощеному двору.

Ворота открываются, и я их миную, удирая прямиком в заснеженный лес, что окружает цитадель. Я мчу так, как никогда раньше не мчала, и молюсь всем богам, кто бы там ни оставался, чтобы не лишиться жизни.

Я скоро умру.

Слишком долго я избегала смотреть правде в глаза. Она слишком пугает. Но есть в принятии нечто, о чем стоит сказать. Вода поднимается по грудь, шею, подбородок. Заливается в рот, в глотку, в легкие. Сдаться – это слабость, но я устаю от борьбы. И потому наконец делаю вдох. Боль притупляется, и наступает покой.

Вот только собственное тело против меня взбунтовалось. После душераздирающего побега из цитадели солнце всходило и заходило уже пять раз. Небо быстро меняло краски с темного на светлый и обратно.

Первые два дня прошли как в тумане. Я все глубже и глубже погружалась во всеми забытые дебри Мертвых земель, не имея ни малейшего представления, куда направляюсь. Король приказал уйти, и я ушла, подстегиваемая страхом расправы, чернеющих глаз и отрастающих когтей. Тогда я не придавала значения тому, какую свободу он мне дал. Свободу от крепости, но не от Мертвых земель.

К концу второго дня меня настигла немочь.

Все началось с боли, которая будто раздирала слизистую желудка. Я спотыкалась, горбилась, хныча, когда агония затапливала каждую клеточку тела. Голова кружилась, и я перестала понимать, откуда я пришла. Только подрагивающий перед глазами, покрытый снегом пейзаж и холод, ужасный холод. Я чудом наткнулась на заброшенную нору. Там и рухнула без сил, спрятавшись под раскидистыми корнями упавшего дерева, там я и остаюсь несколько дней спустя.

На третий день разразилась буря. Она обрушила на землю снега, вынудила меня выкопать отверстие для воздуха. С приближением ночи стремительно холодало. Время утекало, а я не могла больше пошевелиться, я не могла даже примерно отличить реальность от тумана.

Сейчас пятый день. Вечность, ей-богу. В горле пересохло и печет. Оно жаждет выпить, но у меня ничего нет. Я вся покрыта потом, с головы до ног, он остужает пылающую кожу. Желудок время от времени сводит, и меня выворачивает, наружу выплескивается лишь водянистая желчь из-за маленьких, буквально крошечных горсточек снега, которые я съедаю. Снег уменьшает жар, но становится на вкус как вино, если проглотить достаточно. Ну, почти.

Мысли вяло кружатся. Потрескавшиеся губы и пересохший рот, шершавый язык так разбух, что каждое его движение отдается в голове. Агония вгрызается так глубоко, что плавит кости, выдирает нервы, будто под кожей прорезаются наросты. Сердце бьется так натужно, словно едва выдерживает.

У меня нет ни плаща, ни перчаток, ни капюшона. Я сбежала из цитадели в одном лишь платье и чулках, от самых безжалостных стихий меня защищает тонкий слой шерсти, вот и все. Я убеждена, что протянуть так долго мне помогла лишь бушующая в моем теле лихорадка.

Мне так холодно, что я начинаю согреваться.

Так что да, я скоро умру. Сперва меня одолеет сон. Смерть будет медленной, но хотя бы безболезненной. Не этого ли я хочу? Чтобы кошмар закончился?

Глаза щиплет от слез, которые тут же схватываются кристалликами, колют веки. Передо мной покачивается темная фигура. Она видоизменяется, разевая черную пасть, вытягивается так, что я гляжу в две щербатые дыры в лице. Моргаю – и видение рассеивается.