Книга Северный ветер, страница 154 – Александрия Уорвик

– Все в порядке.

От его неожиданной доброты на сердце становится тяжело, ведь я ожидала гораздо худшего. Возможно, я вдвойне ошибалась, когда судила Борея, не зная о нем и половины, пусть и уверенная в обратном.

Тут он вновь обращает внимание на тарелку, которую я поставила на стол.

Заливаюсь краской.

– Подумала, что ты голоден. Тебя не было на обеде.

– Любезно с твоей стороны.

Борей с подозрением изучает еду. Сомневается, видать.

– Сказала же, не отравлено. Придется поверить на слово, чего бы оно, по твоему мнению, ни стоило.

Если бы я хотела его смерти, довела бы дело до конца, когда возможность была буквально в руках. Рано или поздно придется подумать о дальнейшем пути и том, что это для меня значит, но не сейчас. Терпения не хватит разобраться во взбудораженных мыслях.

Решившись, Борей занимает свободный стул, берет вилку и отправляет в рот кусочек колбаски. Губы обхватывают зубцы, стягивая мясо. Когда взгляд Борея встречается с моим, я отворачиваюсь. Мне почему-то трудно дышать.

В этой части оранжереи полным-полно буйно разросшихся в своем углу кустов черники. Ветки усыпаны ягодками, еще крошечными и кислыми. Через несколько недель они набухнут, округлятся, и настанет самое время их сорвать.

– Я тоже приношу извинения, – произносит Борей после некоторого молчания, – за мои действия в тот день. Я… иногда я теряю самообладание.

Если потеря самообладания означает превращение в темняка, неудивительно, что он всегда кажется таким бесчувственным. А я, должно быть, совсем плоха, если трезво перевариваю метаморфозу Борея в темняка и не трогаюсь умом. Или, может, уже просто поздно, и я тронулась.

– Все в порядке.

– Нет, – просто произносит Борей.

И я благодарна, потому что все ничуть не в порядке.

Я ждала от Короля стужи гнева. Никак не извинений или понимания. Поэтому, наверное, и упоминаю семью.

– Я знаю, каково это, терять любимых, – бормочу я, внимательно наблюдая за Бореем. Сейчас все будто бы иначе. Открытое пространство, каждый вздох дается легко, и я странным образом не чувствую страха, когда делюсь чем-то столь личным. – Я потеряла родителей, когда мне было всего пятнадцать.

Борей накалывает на вилку еще кусок мяса, поднимает взгляд.

– Из-за меня.

Видимо, я как-то выдала себя голосом.

– Да, – говорю я, поколебавшись.

Борей смотрит в тарелку. Откладывает вилку.

– Прости.

И вновь извинения неожиданны. Рассказывала я, правда, не для этого. Но не могу отрицать, что искреннее раскаяние в голосе Борея помогает исцелить мою рану.

Я так долго жила прошлым, что забыла, как жить настоящим. Я здесь не для того, чтобы наказать Борея. Не в этом смысл нашей встречи сейчас. Я просто здесь. Чтобы его утешить, наверное. И утешить саму себя тоже.

– Я чувствую твое любопытство, – вдруг заявляет Борей. – Ты вполне можешь спрашивать.

И я думаю: «Темняк».

– Это же не мое воображение разыгралось, когда у тебя когти отросли?

Все возможно, учитывая, в каком бреду я пребывала.

– Нет, – от короткого слова разит горечью.

Взгляд падает на руки Борея. Они в перчатках. Ни намека на тени. Изменения происходят лишь в момент сильного потрясения?

– Поэтому ты носишь перчатки? Чтобы прятать когти?

Борей поджимает губы. Кивает.

– Можешь снять? Мне хотелось бы увидеть.

Он стягивает перчатки, бросает их на стол. Теперь, когда руки моего мужа обнажены, я могу их рассмотреть – что прежде удавалось редко. Ногти заострены, но будто бы подпилены. Под кожей проступают и рассеиваются тени, словно вспышки света. Далеко не такие чудовищные, как той ночью.