Книга Тамара Васильевна меняет профессию!, страница 2 – Анжелика Роуз

Герасим наконец сползает с колен и, гордо задрав хвост, идёт на кухню. Я закрываю альбом и иду следом. Вот она – моя жизнь: кот-деспот, уютная квартира, двор с соседками. А мир... Мир я уже повидала. Все эти Парижи-Берлины – они, конечно, прекрасны. Но знаете, что ещё прекраснее? Утренний кофе на своей кухне. Даже если его приходится пить под пристальным взглядом наглого кота, который уже сидит у своей миски и всем видом показывает, что умирает от голода.

— Ну что, артист, — говорю я Герасиму, насыпая корм, — сыграем ещё один день?

***

Огородные страсти и другие радости

— Зинаида Петровна, вот объясни мне, будь добра, — Мария Семёновна упирает руки в боки, и я уже знаю, что сейчас начнётся, — почему твои кабачки растут на МОЕЙ территории?

— Машенька, — Зинаида елейным голосом тянет слова, — а ты линейкой мерила? Может, это твои помидоры на МОЮ территорию залезли?

Сижу на лавочке, пытаюсь спрятать улыбку. Каждый год одно и то же: как только начинается сезон, эти две боевые подруги устраивают показательные выступления. Причём граница между их грядками уже давно потерялась – они там вместе всё сажают, вместе поливают, а потом делят урожай. Но традиция есть традиция.

— А помнишь, Зин, — не унимается Мария Семёновна, — в прошлом году твой огурец через забор перелез и задушил мою петрушку?

— Машка! — Зинаида картинно хватается за сердце. — Да как ты можешь! Мой огурец был интеллигентнейшим растением! Он просто хотел с твоей петрушкой дружить!

Я не выдерживаю и прыскаю со смеху. Эти две клоунессы тут же поворачиваются ко мне:

— А ты чего ржёшь, артистка? — подмигивает Зинаида. — Лучше расскажи, как там твои американо-итальянские родственники поживают?

— Да что им сделается? — отмахиваюсь я. — У них всё хорошо. Алёшка в своей Америке директорствует, Лариска в Италии макароны крутит...

— И не скучно тебе? — Мария Семёновна вдруг становится слишком серьёзной. — Одной-то?

— Ой, девочки, — я достаю из сумки термос с чаем, — какое там скучно! Я ж к ним езжу. Вот у Алёшки была... — я задумываюсь, — года четыре назад. Дом у него – как с картинки. Всё по линеечке, всё по фэн-шую. Внуки – те вообще как маленькие бизнесмены: в шесть утра на тренировку, потом школа, потом кружки...

— И как тебе там? — Зинаида подсаживается поближе.

— Да никак, — я разливаю чай по чашкам. — Красиво, богато, чисто. А души нет. Вот у нас с вами... — я обвожу рукой двор, — тут жизнь. Настоящая.

В этот момент из кустов вылезает мой Герасим. Весь в репьях, но безмерно довольный.

— О! — восклицает Мария Семёновна. — Явился – не запылился! Опять, небось, у Верки Степановны сметану воровал?

Герасим важно проходит мимо неё, запрыгивает ко мне на колени и начинает умываться.

— Вот! — я глажу этого пройдоху. — Как с таким красавцем и скучать? Он мне каждый день спектакли устраивает. То газету украдёт, то занавеску снимет, то соседского кота погоняет...

Вечером, уже дома, перебираю старые фотографии. Вот я на сцене – молодая, красивая, в роли Джульетты. А вот мы с труппой в Париже, я тогда чуть с Эйфелевой башни не спрыгнула – боялась высоты, а режиссёру приспичило снять нас на фоне панорамы. В Берлине потеряла чемодан с костюмами и весь спектакль играла в платье, одолженном у местной актрисы. А в Праге... О, Прага! Там был такой ливень, что мы добирались до театра вплавь, а костюмы потом сушили прямо на батареях за кулисами.