Книга Виктория - значит Победа. Каждому по делам его, страница 180 – Салма Кальк

— Нет, не был, — мрачно отвечает он.

— И это не помешало вам искать благосклонности замужней дамы, а потерпев неудачу — преследовать того, кто оказался счастливее вас? — полагаю этот вопрос риторическим и продолжаю. — И что же вы сделали для того, чтобы создать как можно больше сложностей счастливым влюбленным?

О, я вижу, Фрейсине не желал отвечать на этот вопрос. Но король смотрит на него, не отрываясь, и он говорит.

— Я связался с мужем дамы и рассказал ему о связи и об ожидаемом внебрачном ребёнке. И желал ещё причинить как можно больше… сложностей Сен-Мишелю, и для того — осведомить его супругу о том, чьего ребёнка она вынуждена была признать за своего.

— Но не сделали этого, — утверждаю.

— Нет, не успел. Потому что иные магически одарённые считают, что им можно всё! В том числе — и запрещать другим рассказывать об их преступлениях.

— Вряд ли можно назвать любовь преступлением, — качаю головой. — А тот, кто дал клятву, но не сдержал её, будет так или иначе отвечать за это. Но вот если другой человек вмешался и причинил ближнему своему боль и страдания — тут уже чужая клятва ни при чём, а только лишь он сам и его желания. Особенно, если его самого дома ждёт супруга и сын… так ведь, сын, всё верно? — смотрю на Фрейсине, не отрываясь. — Что думала ваша супруга о ваших столичных увлечениях? Вы не интересовались, наверное?

Фрейсине только губы поджал, ну да и ладно, пускай.

— Сколько лет вашему сыну, господин герцог? — продолжаю.

— Двадцать семь, — отвечает.

— И отчего же никто не видит этого, думаю, достойного молодого человека? Скажите, сколько лет ему было, когда вы пригласили в наставники господина Руссо?

— Двенадцать, — говорит тут же, не задумываясь.

— Чему господин Руссо обучал вашего сына?

— Чему положено. Словесности, математике, истории, философии, риторике, имперскому языку.

— А физическим упражнениям и военному делу?

— Руссо не военный.

— Кто же наставлял его в необходимых для юного дворянина воинских практиках?

— Брат его матери.

— Имеет ли молодой человек магические способности?

— Да, имеет.

— В самом деле? — я удивлена. — В таком случае кто же учил его управляться с силой, я то и дело сталкиваюсь с тем, что это необходимо?

— Тот же родич и учил.

— В таком случае, это должен быть образец юноши, достойный королевской службы. Отчего же он до сих пор не в столице?

Тишина, снова тишина, пауза затягивается.

— Отвечайте, Фрейсине, — говорит король.

— Оттого, что он не вполне человек. Как можно привезти ко двору кого бы то ни было с волчьими ушами и хвостом? — отвечает Фрейсине страдальчески.

И это заявление было встречено гробовым молчанием.

Сам герцог снова уставился в окно — как вчера. Впрочем, я не поручусь, что он видел парк за тем окном и голые лиственные деревья, и тёмно-зелёные кипарисы, и дорожки, и статуи.

— Как же так вышло, что ваш сын родился с волчьими ушами и хвостом? — спрашиваю мягко, не выказывая любопытства, просто спрашиваю.

В конце концов, каждому человеку нужно поговорить о чём-то таком, о чём он не говорит ни с кем и никогда.

— Это благодаря его матери, кто же знал, что она нелюдь? — отвечает Фрейсине, не глядя ни на кого.

— Как же можно скрыть свою нелюдскую природу? — вообще я помню, что граф Ренар говорил мне о чём-то таком, что у него нечеловеческие предки, и оттого он может больше, чем обычный человек и обычный маг.