Книга Система «Спаси-Себя-Сам» для Главного Злодея. Том 4, страница 35 – Мосян Тунсю

Приведя мысли в порядок, Шэнь Цинцю добавил с лёгкой улыбкой:

– Это имя наводит на меня тоску, так что я давно выкинул его из памяти, и прошу шисюна также забыть его.

– Могу ли я надеяться, что, когда ты наконец отзовёшься на это имя, это будет значить, что ты избыл свою тоску? – спросил Юэ Цинъюань.

– Это невозможно, – помедлив, холодно усмехнулся Шэнь Цинцю. – Юэ Цинъюань, позволь мне сказать тебе вновь: я больше никогда не желаю слышать этого имени.

Вконец утратив самообладание, Шэнь Цинцю отправился на пик Цюндин.

Обычно он избегал этого пика всеми правдами и неправдами; как и самого Юэ Цинъюаня – будь его воля, он предпочёл бы вовсе с ним не встречаться.

Потому-то ежегодные состязания двенадцати пиков доставляли ему столько беспокойства.

Среди пиков хребта Цанцюн существовала строгая иерархия. Она не была напрямую связана с их силой – эта очерёдность по старшинству сложилась ещё во времена первых глав. Последующие поколения, обращаясь друг к другу, следовали этому установленному порядку, без учёта того, когда они сами поступили в школу. Потому-то, хоть Шэнь Цинцю начал обучение гораздо позже, чем Лю Цингэ, тот был вынужден, проглотив гордость, именовать его «шисюном», ведь пик Байчжань шёл в этом ряду лишь седьмым, в то время как пик Цинцзин уступал в старшинстве только пику Цюндин.

И как назло, по этой же самой причине адепты пиков Цюндин и Цинцзин всегда выстраивались на подобных мероприятиях ровными фалангами бок о бок друг с другом, так что Шэнь Цинцю был вынужден стоять рядом с Юэ Цинъюанем.

И, поскольку тот не мог увидеть его в другое время, он хватался за любую возможность расспросить Шэнь Цинцю о житье-бытье – от важных вещей, таких как успехи в совершенствовании, до того, хорошо ли он питается и тепло ли одевается. При этом Юэ Цинъюань не успокаивался, пока не задаст все вопросы. Это до смерти раздражало Шэнь Цинцю, однако у него хватало ума не выказывать неуважения старшему ученику главы школы на людях. Соблюдая внешние приличия, он оставался отстранённым: на двадцать вопросов Юэ Цинъюаня он отвечал от силы одной фразой, при этом про себя повторяя секретные техники, что учил прошлой ночью, или предаваясь раздумьям о посторонних вещах.

Сами того не ведая, они стали главным источником развлечения для всех участников ежегодных состязаний, которые самозабвенно глазели на то, как один старший ученик, презрев правило соблюдения тишины, судорожно шепчет что-то другому, а тот, сохраняя предельно сосредоточенный вид, лишь издаёт невнятные звуки в ответ; по крайней мере, это позволяло окружающим выдержать томительно длинную речь главы школы перед открытием состязаний.

Потому-то, когда Шэнь Цинцю в кои-то веки отправился на пик Цюндин по доброй воле, его появление принесло нежданную радость не только Юэ Цинъюаню: все адепты без исключения готовы были бить в гонг и стучать в барабаны, созывая окружающих на новую потеху.

Однако Шэнь Цинцю не собирался задерживаться, не говоря уже о том, чтобы устраивать бесплатный цирк: получив разрешение на совершенствование в пещерах Линси, он тотчас умчался прочь.

Эти изолированные от внешнего мира пещеры прямо-таки переполняла духовная энергия. По мере того, как Шэнь Цинцю углублялся в них, его лицо темнело всё сильнее.