Книга Фабрика воспоминаний, страница 98 – Клелия Ренуччи

Габриэль сел за рояль, пробежал взглядом партитуру. После ряда проб и ошибок Роуз и Микки подстроились под ритм его игры. Он модулировал ноты, слушал дыхание артистов и извлекал из клавиш мягкие мелодичные звуки. Наблюдая за происходящим, Эдуард вспомнил о сообщении от Антуана из Калифорнии. На фоне напряженного графика он совсем про него забыл. Сейчас Эдуард во все глаза смотрел, как Роуз поет, стоя перед Габриэлем, а Габриэль играет, сидя перед Роуз.

Когда репетиция подошла к концу, актеры покинули сцену. Роуз попросила Габриэля остаться хоть ненадолго, чтобы она смогла еще попеть под его игру, поразившую ее своей экспрессивностью. Эдуард и Микки отправились проверить, как дела у пианиста. Перед уходом Эдуард напомнил Габриэлю и Роуз:

— Когда напоетесь и наиграетесь, не забудьте запереть двери. Вы остаетесь тут одни.

После ухода труппы оба ощутили неловкость. Габриэль не знал, почему он с такой готовностью решил остаться с Роуз. Что бы она ни думала о нем, на самом деле он наблюдал за ней с первых репетиций. Если он и не отвечал на ее приветствия и улыбки, то лишь ради того, чтобы защитить башню из слоновой кости, воздвигнутую им вокруг истории своей любви к Ориане, смутно чувствуя, что живость глаз этой привлекательной блондинки может однажды заставить его дрогнуть и обратить вспять ту боль, с которой он упорно не желал расставаться.

Он окончательно свыкся со своим состоянием непреходящего уныния. На то, чтобы что-то изменить, потребовалось бы слишком много усилий. Возможно, именно из-за этого странного объяснения собственных страданий Габриэля так тронули слова брата о парадоксе актера. Габриэль знал наперед, что Роуз представляет опасность для его жизни. Влюбиться в эти зеленые глаза, столь похожие на Орианины, в этот искренний смех, в эти хрупкие плечи, в эту нежную шею, которую хотелось ласкать, в эти блестящие губы…

Теперь он играл «Умереть на сцене» только для Роуз, охваченный легкостью, и эта легкость и радовала, и огорчала его. Габриэлю нравилось это зависание на краю пропасти.

Сара заехала за ним к окончанию репетиции, чтобы провести в его компании свой последний одинокий вечер в Нью-Йорке — Антуан прилетал на следующий день. У выхода из театра она встретила Эдуарда, который с загадочным видом сообщил ей, что его брат остался порепетировать с Роуз.

Потихоньку зайдя в зал, Сара увидела Роуз, облокотившуюся на рояль, не сводящую глаз с Габриэля и своим чудесным мягким голосом поющую о том, как ей хочется умереть в свете прожекторов. Лица Габриэля отсюда было не разглядеть, однако чутье подсказало Саре, что ей лучше уйти. Несколько растерянная из-за того, что вечер придется провести в одиночестве, она прошла квартал до кинотеатра и отправилась смотреть «Миссия невыполнима», посмеиваясь над символическим смыслом этого названия. Габриэль влюбится в Роуз, и их с Эдуардом и Антуаном ждет поистине невыполнимая миссия — сообщить Габриэлю о родстве Роуз и Орианы.

Тем временем Роуз и Габриэль репетировали в свете единственного включенного прожектора. По ее просьбе он исполнил «Джиджи-ловеласа», «Бамбино», «Любовь в Портофино». Габриэль не поднимался с места, словно забаррикадировавшись за роялем. Это она села рядом с ним на один табурет.

Габриэль слушал пение Роуз, аккомпанируя ей только арпеджио, силы ее голоса было достаточно, чтобы он резонировал по всему залу. Точно так же когда-то Ориана исполняла произведения Баха одна на сцене перед тысячами зрителей без малейшей дрожи и с бесконечной грацией. Роуз тоже обладала этой грацией, но она не играла на виолончели, а пела песни Далиды. Габриэль не мог думать ни о чем другом. Он отчетливо понимал, что готов открыться новой любви, перебраться в США, уйти из института, забыть, возродиться… Он мог бы черпать силы в этой любви, стать для Роуз своего рода Джакомо, сопровождать ее на гастролях, быть с ней рядом, куда бы она ни направлялась.