Книга Вязаное счастье попаданки, страница 43 – Ольга Иконникова

Я сильно скучаю по привычной обстановке — благоустроенной квартире, транспортной инфраструктуре, интернету. Здесь этого не будет еще как минимум четыре сотни лет. И любые новшества воспринимаются в штыки. Хотя о каких штыках я говорю? Их ведь еще тоже не придумали.

И с медициной здесь тоже большие проблемы. Врачи мало чем отличаются от знахарей, и их услуги стоят баснословных денег. А население имеет слишком смутное представление о гигиене. Поэтому многие к тридцати годам уже похожи на стариков. А здоровые зубы тут — что-то из области фантастики.

Конечно, если бы я родилась в этом времени, я бы всё воспринимала по-другому. Но у меня есть, с чем сравнивать. И сравнение это явно не в пользу шестнадцатого века.

До этого дня меня еще согревала дружба с Лулу и Камилем. Ведь это так важно знать, что рядом есть люди, готовые выслушать и поддержать. А теперь у меня остались только бабушка и Клодет.

Но нет, я не сердилась ни на Лулу, ни на Камиля. Возможно, однажды они поймут, что никто не может нести ответственность за чужие мечты.

Когда я выхожу на улицу Вязальщиков, то вздрагиваю от неожиданности. К перилам крыльца нашего дома привязана лошадь. И эта лошадь слишком хороша для того, чтобы принадлежать кому-то из обитателей нашей улицы. Более того — она мне знакома. И когда я осознаю это, я хочу повернуть назад.

Но раз де Сорель уже узнал, где я живу, то что помешает ему приехать ко мне домой в другое время? И я, дрожа от страха, поднимаюсь по ступенькам крыльца.

— Белла? — слышу бабушкин голос из кухни. — А к тебе приехал молодой господин. Сказал, что ему нужно с тобой поговорить.

Граф поднимается при моем появлении и наклоняет голову.

— Здравствуйте! — говорю я.

Если он хочет повторить свое непристойное предложение, то зачем он вошел в наш дом? Не лучше ли было дождаться меня на улице? Или он настолько самоуверен, что готов произнести те же слова даже в присутствии моей семьи?

А может быть, он будет угрожать, что обратится в суд, чтобы с требовать с меня и тот экю, и стоимость камзола? И что уже он успел сказать бабушке?

Я смотрю то на Дезире, то на гостя и молчу.

— Ну, что же ты застыла на пороге? — удивляется бабушка. — Проходи! А я не буду вам мешать.

Нет, похоже, он ничего ей не сказал. Иначе она не была бы так спокойна.

Бабушка уходит в свою спальню и наверняка берет веретено. Она не из тех, кто станет подслушивать. Вот если бы дома была Клодет…

— Что вам угодно, ваше сиятельство? — спрашиваю я, усаживаясь за стол. — Я помню, что я должна вам экю, но…

Я не должна говорить, что идея аферы с камзолом принадлежит не мне, но если он станет требовать плату, то мне придется это сделать. Наверно, если собрать все деньги, которые у нас есть, то мы сможем наскрести этот экю. Но если я выдам мадам Марбо, то придется вернуть деньги и ей. Какой-то замкнутый круг.

Но он не дает мне договорить.

— Я тоже помню про тот экю, мадемуазель. Но сейчас я приехал не за ним. Более того, я готов предложить вам гораздо больше.

Ну, что за наглец? Неужели он считает, что любая девушка из простонародья готова продать себя в обмен на несколько монет?

— Меня нельзя купить, сударь! — возмущенно говорю я, чувствуя жар на щеках.

А де Сорель в ответ высыпает на стол из мешочка целую горку золотых монет.