Книга Смертная, страница 119 – Мария Сакрытина

Госпожа Шамирам недовольно вздыхает и садится в кресло у изящного столика с медным зеркалом.

– Хочу видеть ваши лица. Юнан, подойди ко мне.

Гнус путается под ногами царевича, когда тот приближается к великой богине и опускается на колени у ее кресла, запрокинув голову, показывая лицо, как она приказала. Госпожа Шамирам окидывает меня задумчивым взглядом, потом – обвившего Саргона змея-защитника. И равнодушно отворачивается.

Словно нехотя она касается губ царевича кончиками пальцев, прикрывает глаза. Юнан вздрагивает. Я зажимаю рот рукой, чтобы не вскрикнуть, потому что благодать вокруг царевича вьется лентами, сверкает.

Но госпожа всего лишь лечит. Я вижу, как исчезают кровь в уголках губ Юнана и бледность с его лица, как он на мгновение расслабляется.

– Кресло слева от тебя. Садись, – тихо говорит богиня. Потом переводит взгляд на царя и холодно добавляет: – Саргон, ты тоже. Я не люблю, когда мужчины стоят передо мной на коленях, тем более ниц, ты же знаешь. Мне приходится наклоняться, и я не вижу ваших лиц.

– Как прикажете, великая госпожа, – отвечает царь и, не поднимая глаз, садится в соседнее кресло. Прямо, с достоинством, в отличие от сгорбившегося испуганного Юнана.

Госпожа Шамирам с улыбкой наблюдает. Я чувствую: ей нравится эта игра. Даже словно наяву слышу ее голос: «Ты мой, мой, мой!» Кажется, Саргон тоже его слышит, потому что его руки на золотых подлокотниках на мгновение сжимаются в кулаки. Но тут же расслабляются.

– Так зачем ты хотел меня видеть, царь? – Госпожа кладет локоть на лазуритовый столик и подпирает ладонью щеку.

– Чтобы узнать, всем ли вы довольны, о великая госпожа, – с готовностью отвечает Саргон. Голос его звучит ровно, даже покорно, как и до́лжно говорить смертному с богиней – пусть и царю. – Что я могу сделать, чтобы вы были счастливы?

– Счастлива! – Госпожа Шамирам смеется. Потом качает головой и презрительно добавляет: – Ты не можешь подарить мне счастье. И никогда не мог.

– Конечно, великая госпожа, я всего лишь ничтожный смертный…

– Скажи, Саргон, – перебивает богиня, – ты счастливой хотел меня сделать, когда пытался принести своего сына в жертву? Ты, верно, забыл, что вы все принадлежите мне. С каких это поррабы решают свою судьбу?

Саргон на мгновение закрывает глаза, но его голос звучит по-прежнему ровно:

– Великая госпожа, я всего лишь ничтожный смертный. Как смею я противиться желанию бога?

Госпожа Шамирам морщится и откидывается на спинку кресла.

– С Дзумудзи я поговорю. Еще один мужчина, решивший, что может мной управлять… И все же, – другим, игривым тоном продолжает она, – мне любопытно, Саргон, отчего ты так нелюбезен к своему сыну? Юноша полон достоинств.

Саргон искоса смотрит на Юнана, весьма красноречиво. Ясно, что он совершенно не понимает, какие у царевича могут быть достоинства. Но говорит обратное:

– Я счастлив, о великая госпожа, что вы их видите.

– Я-то вижу… А вот ты называл его ничтожеством, Саргон, и тем обидел. Почему?

Царь прижимает руки к груди, словно собирается кланяться, и спокойно отвечает:

– Великая госпожа, в мире смертных не место слепцу, тем более – мужчине. Слепой проклят богами.

– Что ты знаешь о богах! – презрительно бросает госпожа Шамирам. Потом добавляет, глядя на царя, словно на червя, посмевшего приблизиться к ее сандалиям: – Ты слеп не меньше, но мнишь себя мужчиной. Надеюсь, ты уяснил, что мне не нравятся жертвоприношения?