Книга Смертная, страница 121 – Мария Сакрытина

В глазах Саргона мелькает ненависть, и он поскорее утыкается лбом в пол. Его голос звучит глухо, но по-прежнему ровно:

– Да, великая госпожа.

– Молодец. И молись, чтобытвой сын подольше радовал меня. – Богиня окидывает Юнана оценивающим взглядом, и у меня сжимается сердце.

Не смотри на него так, не надо! Не делай ему больно!

Госпожа Шамирам продолжает:

– С ним я забываю о некоторых досадных вещах, так огорчавших меня ранее. О твоем предательстве, например. – Она вздыхает и добавляет капризным тоном, глядя в окно, где солнце светит сквозь листву винограда: – Скучно…

Юнан настороженно поднимает голову, а Саргон, снова сев в кресло, торопливо говорит:

– Великая госпожа, быть может, вас развлечет праздник?

– Праздник… Ты людям воду сначала дай, а потом празднуй, – поджимает губы богиня. Но видно, что ей интересно: глаза блестят, и на царя она смотрит без прежнего высокомерия, с любопытством.

Саргон кивает.

– Конечно, моя госпожа. Однако у посла Земли Черного Солнца завтра пир. Помнится, вам нравились иноземные диковинки, а господин Тут обещает, их будет множество. Если вы пожелаете оказать честь… – Он не заканчивает, просто смотрит в сторону богини, старательно не встречаясь с ней взглядом.

Госпожа Шамирам пару мгновений молчит, потом наклоняет голову и начинает наматывать черный локон на палец.

– Пи-и-ир. Что ж, я подумаю. А сейчас уходи, Саргон. Ты меня утомил. Мне скучно. А ты знаешь, что бывает, когда я скучаю.

Царь бросает в сторону сына короткий взгляд, в котором я с удивлением замечаю жалость. Потом встает с кресла и кланяется.

– Да, прекрасная госпожа. Благодарю, что почтили своим присутствием мой дворец. Я немедленно исполню все ваши приказания.

Богиня отворачивается. Царь уходит в полной тишине – пятясь и не разгибая спины. Зыркая по сторонам, на нем едет змей-защитник, раздувая свой яркий капюшон.

А когда дверь за ними закрывается, я вдруг слышу облегченный выдох, а следом – смех.

Лена

Мне страшно – до сих пор, хотя царь ушел, пусть он как будто поверил, пусть я победила. Меня трясет от смеха, вовсе не веселого. Просто со смехом уходит напряжение, в голове становится пусто и звонко, а из глаз брызжут слезы. Вот царь сейчас увидел бы – хороша была бы богиня!

Я смеюсь, не могу остановиться, а комната вращается – раз, другой, третий. Снова в нос ударяет медовый, приторный запах местных цветов – слишком яркий, причудливо-странный. В ответ живот сводит, к горлу подкатывает тошнота. Я хватаюсь за синий столик – тот оказывается прямо под рукой, неожиданно крепкий. Неужели каменный?

– Юнан, ты в‐видел? Видел? – Дура, как он мог видеть, он же… ох! – Юнан?

Царевич бросается на пол, закрывая голову. Прямо мне в ноги.

– Юнан? – От удивления пополам со страхом мне неожиданно становится легче. – Что?..

– Великая госпожа, – бормочет Юнан, – простите ничтожного смертного…

И комната снова принимается вращаться, только на этот раз вместе со мной. В глазах темнеет, но я кое‐как, на ощупь, добираюсь до кровати и падаю на подушки. Голос звучит слабо, невнятно, но в звенящей тишине его слышно:

– Юнан, что ты? Это же я. Ты поверил, да? Прости. Прости, пожалуйста. Я думала, ты меня сразу раскусишь. Думала, подыграешь. Пожалуйста, встань.

Царевич медленно поднимает голову: глаза стеклянные и блеклые, как у куклы, а на лбу морщинки, когда он подается вперед и напряженно прислушивается.