Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 155 – Виктория Богачева

Мамору не отвечал — лишь тяжело дышал. У него тоже была семья.

Слабый стон вырвался у Хиаши от осознания, насколько жалкими его оправдания выглядят перед лицом разрушенных судеб.

— Это… вы бы на моем месте…

Но он недоговорил, потому что Мамору рванул вперед, едва не сбив его с ног. Лезвия скрестились с таким звоном, что на миг заложило уши, и искры, сорванные соприкосновением металла, рассыпались вокруг двумя ослепительными дугами.

— Ты сам выбрал, — прошипел Мамору. — Все остальное — пустые слова!

Он уже сделал замах, целясь в правый бок Хиаши, когда тому на помощь подоспело несколько самураев, и Мамору отказался отброшен от своего противника на десяток шагов. Биться сразу с тремя никогда не было просто, но он умел это делать. Он стиснул зубы и перехватил катану обеими руками, придав себе устойчивость.

Три новых противника спешно образовали полукруг, давая предателю время отдышаться и встать на ноги.

Первый из самураев, приземистый и коренастый, сделал обманный выпад снизу. Мамору встретил удар, отведя клинок чуть в сторону и при этом скользнув вполоборота вправо. Сталь заскрежетала, когда катаны соприкоснулись. Тут же слева на него обрушилась новая атака — второй самурай попытался зайти со спины. Мамору извернулся, пропустив лезвие мимо, и тут же ударил сам, и противник отшатнулся, держа левую руку на рассеченном предплечье.

Третий оставался на шаг позади, ожидая удобного момента вонзить клинок в ближнем бою.

Резким шагом Мамору переместился между двумя противниками, вынуждая их мешать друг другу, когда его сбоку схватили за плечо. Еще один рывок, и чья-то рука стиснула его волосы — традиционную прическу, хвост на затылке, который с гордостью носили самураи знак воинской чести. Резкая боль скрутила шею: враг (похоже, третий, стоявший наготове) сгибал его и тянул к земле.

— Держи его! — прошипел один из самураев, уже целясь катаной в бок Мамору.

— Нет! — рыкнул он, понимая, что если сейчас не освободится, то все будет кончено.

Свободной рукой он смог скользнуть к поясу, где прятался короткий кинжал.

Он замешкался на миг, потому что вспомнил о своей гордости воина — длинных волосах, что служили знаком его высокого происхождения. Но жизнь была важнее гордости, и потому одним стремительным движением Мамору поднес лезвие к натянутому хвосту и резким рывком обрубил собственные волосы под корень.

Рука противника, что сжимала этот хвост, вскинулась, а сам самурай, не удержавшись, чуть пошатнулся от неожиданности, потеряв опору. Мамору мгновенновывернулся, катана в правой руке сделала круговое движение, и короткий глухой стон возвестил о том, что он поразил противника в бок. Самурай дернулся и рухнул на колени.

Мамору нырнул влево, уходя от очередного выпада другого самурая, и описал катаной смертоносную дугу. Противник, пытавшийся ему помешать, не успел парировать: оружие угодило ему точно между шеей и правой ключицей.

Оставался ещё тот, кто первым его атаковал. Тот коренастый самурай, скрипнув зубами, бросился напролом. Однако Мамору уклонился и ударил по диагонали, снизу вверх, оставив глубокий порез на его груди. Противник повалился на землю, вскинув руки, но было уже поздно.

Все длилось не более нескольких мгновений, но Мамору показалось, что прошла целая вечность. Он тяжело переводил дыхание, чувствуя на затылке обрубки волос — короткие неровные пряди и жгучую боль под кожей. Он ощущал непривычную, неправильную легкость.