Книга Последняя из рода. Скованные судьбой., страница 86 – Виктория Богачева

Пока он не знал. Но очень скоро узнает, получилось ли у Талилы выжечь печать, как она задумала.

И вот тогда...

Пришлось одернуть себя и заставить отвлечься. Не было никакого «тогда». Было лишь суровое «сейчас», в котором они противостояли напиравшей армии Сёдзан. Была война, были изменщики и предатели в столице, был заговор его бывшего союзника, был воскресший из мертвых дядя Талилы, и советник Горо, и еще множество людей; и все, что они хотели — уничтожить страну, растащить ее на части, разорвать на куски, и плевать, будь что будь, лишь бы его доля была пожирнее...

— Говорят, что снег не к добру, — вновь заговорил Такахиро.

Мамору был с ним согласен, но не мог же он признаться в этом вслух.

— Поменьше слушай, что болтают.

Он развернулся, направляясь к шатру, когда шум вдали привлек его: ржанье лошадей и глухой стук копыт.

Войско возвращалось.

Первыми в пределы лагеря въехали полководцы Осака и Суга. Мамору был рад увидеть их живыми, но его взгляд продолжал упорно скользить по самураям, выискивая другое знакомое лицо. Воины же, заметив своего господина — стоящего на ногах, с прямыми плечами и поднятой головой, поспешно останавливали лошадей и спешивались, чтобы побыстрее оказаться возле него.

— Господин Мамору! — полководцы, не сняв доспеха, подбежали к нему, и улыбки разгладили суровые лица обоих. — Вы живы! — в два этих простых слова вместились надежды и страхи всех его людей, всего лагеря.

— Мы обо всем поговорим после, — коротко сказал Мамору, скользя взглядом поверх их голов. — Отдыхайте пока.

Наконец, он увидел всадника в незнакомом доспехе: черный шлем скрывал лицо, но не выбившиеся из-под него длинные пряди волос цвета воронова крыла.

Она также заметила его и невольным жестомпридержала поводья.

Вокруг шумно фыркали усталые лошади, и спешивались воины, но Талила медлила. Когда они с Мамору встретились взглядами, ее глаза на краткий миг дрогнули, и он ясно увидел, как в них проскочило беспокойство. Спрыгнув на землю, она вновь остановилась, но, спустя мгновение, сняла шлем, решительно тряхнула головой и направилась к нему.

Налетевший ветер подхватил черные пряди, еще больше путая их и бросая ей в лицо. Талила лишь отмахнулась.

— Ты уже на ногах, — проговорила она тихо, когда подошла достаточно близко, и опустила взгляд, а такое случалось редко.

Она спасла его жизнь. Но она же его ослушалась. И напала на своего мужа и господина со спины. И даже не будь Мамору ее мужем и господином, Талила все равно атаковала безоружного человека в миг, когда он ее не видел. В миг, когда повернулся к ней затылком и не ожидания нападения. Когда оказал ей высочайшее доверие...

И она так поступила.

— Я… — начала Талила, но слова застряли у нее в горле. — Ты злишься?

Мамору глубоко вздохнул. Он мог бы потребовать покаяния, начать разговор о долге и чести. Но он был жив благодаря ей — вот единственная истина.

— Я рад, что ты вернулась, — произнес он наконец, не сводя с нее взгляда.

Талила поежилась, и это тронуло его куда сильнее, чем он мог ожидать. Он вспомнил все те десятки раз, когда никто не видел ни ее трепета, ни ее смущения, а ведь случались с ней вещи и пострашнее. А теперь она стояла напротив него и не решалась подойти ближе, и тонула в горечи своей вины.

Неловкая тишина обвила их двоих, а вокруг продолжали кипеть лагерные дела: слышался звон оружия, вздохи лошадей и голоса самураев, радующихся удачному возвращению.