Книга Яромира. Украденная княжна, страница 136 – Виктория Богачева

Харальд проглотил следующий упрек, когда Ярлфрид подняла на него блестящие, полные слез глаза. Клацнул зубами и прикусил язык, и сбежал, велел дроттнинг лежать на месте. Словно она могла куда-то деться на драккаре…

Вернулся он, держа в руке бурдюк с кислющим пойлом франков. Протянув его Ярлфрид, конунг отвел взгляд.

— Выпей немного. Согреет изнутри.

Она неуверенно взяла бурдюк в руку и принюхалась. В нос ударил крепкий дух, и дроттнинг сморщилась. Но уже после небольшого глотка к щекам прилила крови, и они чуть зарумянились. Поежившись, словно выпила отравы, Ярлфрид вернула бурдюк конунгу и повыше натянула его же плащ.

— Кто назвал тебя белоручкой? —спросил Харальд.

Дроттнинг зарделась шибче, чем от вина и смолчала. А он, спохватившись, попенял сам на себя. Догадаться было несложно. Тот же ососок, который потребовал для себя Ярлфрид…

— Я виновата перед тобой… — она вздохнула и снова подняла лица, чтобы поймать взгляд конунга.

У того на сердце скребла собственная вина. Напрасно на девчонку осерчал, напрасно опалил сердитым взором. И сам нынче не разумел, отчего так взъерепенился. Отчего все внутри оборвалось, и нутро сжали ледяные тиски, когда углядел ее под хлещущим ливнем, такую хрупкую; окруженную бушующим морем…

Глядеть в ее глаза было невыносимо, а не глядеть — еще больнее. Но Харальд был конунгом, а они привычны к боли. И потому, сомкнув губы в суровую нить, он кивнул и поднялся с лавки.

— Отдохни, Ярлфрид, — не приказал, а попросил на прощание и повернулся к ней спиной.

Харальду с лихвой хватило ее жалобного взгляда из-под пушистых, опущенных ресниц, чтобы почувствовать себя — Локи подери, почему! — виноватым.

Мысли в голове путались, словно это он, а не дроттнинг, глотнул кислого вина. Добро, очнувшись, та больше размышляла о том, как ослушалась его, а не о том, кудаподевалось платье да отчего на ней мужские рубаха и портки…

Прилившую, горячую кровь требовалось остудить непосильным трудом, и наравне со своими хирдманами Харальд взялся прилаживать паруса.

Мачта во время шторма ничуть не пострадала. Стояла крепко, словно влитая. Нерушимая, как и голова дракона, что скалилась с носа. Кое-что из снеди забрало море; они потеряли несколько переметных сум и немного оружия, которое не поспели спрятать. Харальд раздал виновным крепких затрещин, но особо не бушевал, ведь море их пощадило. Он знавал гораздо более страшные бури, когда трескались мачты, переламывались пополам самые крепкие драккары, словно щепки в руках ребенка.

По его расчетам, они потеряли день пути, но быстро нагнали его, когда задул попутный ветер. Садиться вновь на весла после того, как накануне они едва не надорвали себе жилы, пытаясь выбраться из страшного водоворота, было тяжело. Этому противилось онемевшее, натруженное тело с надорванными жилами.

Но выбирать не приходилось, и потому Харальд, как и подобает вождю, взялся за весло первым. Разлившаяся по рукам, спине и груди боль была похожа на раскаленную руду, которую вливают в форму, когда куются мечи. От шеи она прошлась до самых пальцев и потом обратно, и вниз, вдоль позвоночника и сквозь ребра. Пришлось крепко сцепить зубы, чтобы не застонать, и хорошенько навалиться на неподатливое весло грудью. Руки не слушались, содранные мозоли кровили.