Книга Рэм, страница 7 – Микита Франко

Он бухнулся обратно в кресло, оглядывая Француза и Скрипача. Первый сидел, вцепившись в гитару, Скрипач кровь из носа утирал. Повисла какая-то нехорошая тишина, до тех пор, пока Француз слабенько не пропел: — …парочка простых и молодых ребят…

Тогда они обессиленно рассмеялись.

• 18 октября в 23:21

Сладкая вата липла к пальцам, скатываясь в шарики. Рэм отрывал длинные розовые нити от сахарного облака Француза, и погружал в рот, с наслаждением зажмуриваясь: так сладко, что сразу хочется пить. Рэм запивал вату фантой, множа сладость во рту, и пить начинало хотеться ещё сильнее. Его всё устраивало.

— Пошлите туда, — Скрипач указал на единственный работающий в парке аттракцион — колесо обозрения. Другие пока были закрыты — ещё не сезон.

Рэм же косился на сцену, где с минуту на минуту должен был появиться Синцов, поздравляющий горожан с праздником. Там же группировались телевизионщики — Сергея Александровича по ящику показывали в два раза чаще, чем мэра. Папина милицейская машина была припаркована там же, недалеко от сцены.

Рэм пытался сообразить, как оправдаться: если скажет, что хочет послушать скучное и казённое выступление местного коммерса, ему ведь опять повторят: «Чё, влюбился?». Но они же шутят, правильно? Они ведь не могут всерьёз думать, что он влюбился?

Но когда Рэм смотрел на Синцова, то не понимал, почему не влюбились все остальные. Хотя, наверное, кто-то точно. Как минимум, его жена. Но ещё он думал, что многие девчонки — тоже, потому что Даша мельком однажды говорила об этом, когда ещё сама училась в школе (и он тоже приходил на всякие мероприятия к старшеклассникам).

— Папа просил помочь там, — промямлил Рэм, кивая на машину.

— С чем? — хмыкнул Француз. — Охранять Синцова?

— Пока не знаю, с чем, — нахмурился Рэм. — Подойду — узнаю.

— Ну, иди, узнай, — кивнул Француз, и они оба со Скрипачом остановились посреди парка. Один вату кусает, второй арахис в шоколаде жрёт.

Рэм с недоумением переспросил:

— Вы будете тут стоять?

— Ну, да, может, нихера и не надо, пойдём на колесо тогда.

Он сглотнул, почувствовав себя заложником собственных друзей.

— Я не хочу, — проговорил с раздражением. — Я высоты боюсь.

Скрипач прыснул:

— С каких пор?

— Да, мы же уже катались.

— А я всё это время боялся, — с вызовом ответил Рэм. — Идите без меня.

Француз с подозрением прошелся глазами по нему — от лица до грязных носков кед и обратно, — затем сказал:

— Что ж… ладно.

Неприятно сказал, так, будто они поссорились. Рэм, передернув плечами, пошел в сторону — к батиноймашине.

А поравнявшись, удивил своим присутствием и его. Тот даже спросил:

— Чё не с пацанами?

А ему эти пацаны вообще-то даже не нравятся.

— Да просто… Послушать хочу.

Отец хмыкнул. Что ж все такие подозрительные сегодня?

Закулисья в парке Гагарина нет, поэтому Рэм начал искать глазами Синцова на скамейках, дорожках, между деревьями — и нашел. Кто-то из телевизионщиков брал у него интервью, а он что-то сосредоточенно объяснял. Красивый.

Он был не такой, как другие в его деле — без золотых колец на пальцах и малиновых пиджаков. Напоминал печального интеллигента, всегда одетого с иголочки — галстук, рубашка, приталенный пиджак. Стройный, даже щуплый, и невысокого роста — Рэм был с ним примерно одного, но если удавалось постоять близко-близко, то пытался примериться поточнее: если целоваться, ему нужно будет наклониться? Кажется, совсем чуть-чуть. И представлял всегда, как положит ладонь на его щеку, запуская кончики пальцев в чуть вьющиеся волосы, всегда уложенные как у Джуда Лоу в «Гаттаке».