Книга Малахитовое сердце, страница 93 – Лизавета Мягчило

Уже на подходе к избе все поняли, что отдохнуть не удастся. Мерно тикающие в рюкзаке Славика часы показывали без пятнадцати шесть, у калитки столпились деревенские. Кутающиеся в подранные пледы и неказистые безрукавки, они бодро переступали с ноги на ногу, размахивали давно потухшими керосиновыми лампами, негодовали. Громкие крики и споры послышались еще задолго до того, как ребята повернули на свою улицу, Славик выматерился сквозь плотно стиснутые зубы. Заметив толпу, Агидель повторила, добавила пару сочных ругательств, закатывая глаза к робко светлеющему небу.

Первым ребят заметил низкий, напоминающий толстую пивную бочку мужичок. Подпрыгнул, буравя их маленькими круглыми глазками, подтянул сползающие с большого шаровидного живота штаны:

– Вон, идут, отродья юродивые! Сжечь их всех, что терпеть силу бесовскую, приютили их на свои головы!

Возмущенно закричала Зарина, всплеснула руками, белоснежный пуховой платок упал с плеч под ноги бушующей толпы. Ее голос и протестующий рев Ждана потонули в воплях. Десятки глаз были направлены в их сторону. Агидель воинственно приподняла голову, расправила плечи. Ровнее пошел измотанный, опустошенный Славик. Подобрался готовый к словесной атаке и драке Бестужев. Не могли их защитить радушные хозяева, ставшие врагами в родной деревне лишь из-за того, что приютили двух чужаков, пожалели. Молча глядел из-под густых сведенных бровей староста, присевший на скамейку у калитки. Громче всех голосила Софья. Приметив их, старушка ринулась вперед, взлетела вверх сморщенная дряблая рука, опуская на лицо Славика трухлявоеотсыревшее полотенце.

– Стоишь на ногах, а? Божедурье, куда тебя бесы понесли, ты погляди, что с деревней по своей прихоти сотворил! – Старушка обвела свободной рукой пространство вокруг. Продолжали наперебой голосить жители, снова взлетело полотенце. – Ноги ему подавай, чай не на брюхе ползал, вольно ездил! Разбудил ее, говори, разбудил?! А ты знаешь, что с первыми петухами у нас гвалт поднялся, сама земля нас прогнать собралась. Все куры сдохли в один миг. Сдурели, с насестов посреди ночи соскочили и давай метаться, пока головы в мясо не раздолбали! Все козы, что в окоте были, козлят сбросили! А пчелы-то мои? Все дохлые, все до одной! Стоили твои ноги нашего голода?!

Очередной удар по голове. Елизаров успел отвернуть лицо, и тряпка пришлась по уху. Не пожалела Софья силы, кожа на месте удара стала алой, заходили злобные желваки на скулах Славы, прищурились глаза.

Замах. Полотенце перехватила рука, покрытая веснушками. И лавина голосов затихла. Люди все так же открывали рты, пытались выдавить хоть слово, испуганно пучили глаза. И все как один поворачивались к деревенской ведьме. Глядя на нее, Бестужев почувствовал, как бодро по спине побежали мурашки. Казалось, из ее зрачков выглядывала сама Чернава. Злая, холодная, величественная и беспощадная. На руке, перехватившей бабкино оружие, отросли, заострились черные когти, сжались в полосу малиновые губы. Она забрала их голоса.

Несокрушимая праведная сила, живое необузданное пламя гнева… Стоящий сзади Саша видел, как задрожали ее ноги, готовые подкоситься от усталости. Как подхватил ее оседающее тело Славик, из последних сил напрягая жилы, чтобы позволить Агидели остаться непобедимой и величественной в чужих глазах. Какая жалкая кроха колдовства осталась в ней после Чернавиного проклятия? Не выжала ли она себя до самого дна?