Книга Малахитовое сердце, страница 94 – Лизавета Мягчило

– А что ты сделала, старуха, чтобы деревня жила в милости, а? Как простились вы с ведьмой, которая берегла ваш покой, защищала от нечисти, уводила непогоду, в засуху тянула к высохшей земле дожди? – В голосе зазвенела сталь, закрылись беззвучно проклинающие рты, народ замешкался, принялся переглядываться. – Кто из вас навестил курган? Где и как Чернава похоронена? А ежели по правилам все было вами сделано, так почему она встала и прокляла?

Глубокий вдох, она сделала шаг вперед, пошатнулась, уводяв сторону руку Елизарова, протянутую, чтобы подхватить, если она начнет падать. Сама. Агидель искупала собственную вину так, как умела. Она не хотела быть пленницей собственных бесов, проступок, на который указала Чернава перед своей второй смертью, теперь глодал ее изнутри.

– А я скажу вам где. На скотомогильнике, рядом с пирующими опарышами и разлагающимися козами. По нраву вам такое пристанище?! – Опустились в землю взгляды, толстый мужичок, говоривший о самосуде, трусливо нырнул за спину своей высокой, тощей, словно жердь, жены. У кого-то из пальцев выскользнула керосиновая лампа, покатилась с пригорка к ведьминым ногам. – Сжечь нас всех? Будьте благодарны, что она была милостива в свой последний час. Что не пошла вырезать деревню, не вошла в каждый дом, не забрала ваших детей! Что порча ее легла на скотину, а не на вас и ваш дурной род, настоящих зверей. Лишь попробуйте обидеть кого-то из нас, и вы на собственной шкуре узнаете, как долго и мучительно можно отдавать Богу душу. Уж я-то постараюсь.

Ее сила иссякла с последним словом. Вот они, люди, хрипели, пытаясь выдавить хоть звук, а вот ледяная хватка на их глотках разжалась, все схватились за шеи, принялись остервенело растирать краснеющую кожу. Выдранная из рук Софьи тряпка теперь лежала в дорожной грязи, ее хозяйка старательно уводила взгляд, жуя тонкую нижнюю губу.

Поднялся со скамейки Беляс, подошел к разъяренной ведьме, в умоляющем жесте протянул широкие ладони:

– Не гневайся, дочка, мы были неправы, жаль, не все это поймут. Не наказывай людей, моя вина за тем стоит – не их. Должен был я проследить за похоронами Чернавы. Ведьма она или нет, но наша. Деревенская. Я здесь староста, но, видать, слеп да глух был, наперед о затаенной обиде Вячко не подумал. И ты прости меня, видел, как к тебе относятся жители, да не заступался, не защищал от страха и злобы людской.

С сокрушенным, тяжелым вздохом Агидель протянула ему руки, чуть сжала дряблые, потемневшие от тяжелой работы мозолистые пальцы старика.

– Не губите себя, Беляс. Она будет ждать вас на другой стороне, но не торопитесь к ней раньше времени, подарите своей Марусе покой. Проживите столько, сколько положено, и проживите достойно. Пусть Марья сможет гордиться вами, пусть ей не будет больно смотреть, как тошно вам живется на этом свете.

Ее голос перешелна шепот, чувства, которые она хотела облечь в теплые слова, задели стариковское сердце. К уголкам морщинистых глаз подступили слезы, мужчина суетливо прикрыл намокшие веки пальцами, неловко кивнул, отступая на шаг.

– Подскажи-ка мне, дочка, где именно похоронена наша Чернава, хочу пойти, повиниться перед ней.

– Мы перехоронили ее у брусничника. Теперь навестить ее сможет каждый. – Холодный взгляд с вызовом обошел всю толпу, люди по-прежнему молчали, опустили головы.