Книга Год Дракона, страница 213 – Вадим Давыдов

– А у нас разве не то же самое творилось ещё каких-то сто лет назад?! – возмутилась Елена.

– Нет, – Майзель сжал пальцами подбородок. – Увы, такой путь рассуждений – когда-нибудь они повзрослеют! – заводит в тупик. Условия жизни в Европе предопределили преобладание интеллектуального типа людей над кинестетическим – последние просто не выживали.

– Почему?!

– Спорынья, – усмехнулся Майзель. – Систематическое отравление этим грибком на протяжении четырёх столетий выкосило кинестетиков, оказавшихся наиболее подверженными всякого рода трансам, истериям, галлюцинациям и прочим сенсорным расстройствам. Наша психика стала иной. В стремлении улучшить жизнь мы начали пользоваться Разумом – результатом эволюции высшего уровня. У кинестетиков,к сожалению, имеется предел, по достижении которого они перестают усваивать новую информацию. Их потенциал жёстко зафиксирован их же биологической организацией. В мире, где любая профессия предусматривает постоянное обучение и совершенствование, изменение навыков, кинестетикам даже не тяжело – невозможно. Их, с позволения сказать, религия только укрепляет и воспроизводит эту своеобразную «матрицу». Прожил день – и хорошо, стал ещё на один шаг ближе к смерти, после которой и наступит вечное блаженство, – это не наш метод, Ёлка. Их чутьё, восприимчивость и «витиеватость», которыми они так любят щеголять, в столкновении с интеллектом и его детищем, машинной цивилизацией, технологиями – бессильны, они чувствуют ненависть – и страх. Страх – их самое слабое место, как, впрочем, и преступников, три четверти которых – эпилептоидные психопаты. В этом страхе перед страхом они удивительно конгруэнтны! Страх парализует, лишая способности к психологическому и физическому сопротивлению. Страх перед равнодушной жестокостью обстоятельств, перед силой разума, способной на куда более изощрённую психологическую игру и провокацию, смертелен. И тебе предстоит в этом убедиться.

– Тогда, может, начнём? – Елена подошла к столу, на котором лежали изъятые у пленника предметы.

– Нашли при нём что-нибудь стоящее? – Майзель посмотрел на охранника.

– Только нож, – щёлкнул каблуками гвардеец. – В остальном – мелочь всякая, ничего интересного.

Майзель тоже подошёл к столу и, взяв в руки кинжал, рассмеялся.

– Неужели картонный?! – съехидничала Елена. – С чего вдруг такое веселье?

– Это очень дорогая игрушка, – Майзель прокрутил кинжал между пальцев. – Судя по типу клинка, из Аравии. Такие вещи не дают посторонним – это фамильное достояние. По этой раззолоченной зубочистке мы легко отыщем его родню, а вместе с ними и тех, кто послал его сюда.

– Какой феерический болван, – скривилась Елена. – И никто не сумел ему объяснить, как это глупо – тащить на гоп-стоп семейную реликвию?!

– Дикари очень любят всякие глупые ритуалы, – хмыкнул Майзель.

– Вы тоже обожаете побрякушки, – отпарировала Елена. – Лейб-гвардия, шпоры, плюмажи, отдельный корпус жандармов. Не очень-то далеко вы от них ушли!

– Как же я рад это слышать, – воздел очи горе Майзель. – Вижу, ты в полном порядке, щучка-колючка моя!

– Ты будешьс ним говорить или уже передумал? – прошипела Елена.

– Буду, – кивнул Майзель и протянул Елене беспроводную гарнитуру. – Надень это.

– Зачем?

– Скоро узнаешь.

Она подчинилась. Майзель уселся на стол и посмотрел на пленника. Тот дёрнулся и притих. Елена подняла на Майзеля глаза – и поняла, почему.