Онлайн книга «Выбор»
|
И еще примешивалось новое, неожиданное. Оказывается, не такая уж боярышня Устинья и беззащитная? И зубки у нее есть, и коготки? Другая бы завизжала али в обморок какой упала да тут бы и погибла, прирезал бы ее Сивый. Ему что? Ему хоть Устинья, хоть холопка какая! Михайла б его потом убил, понятно, а Устинью не вернуть уже. А боярышня кричать не стала, сознания не потеряла. Убила. В спину, а все равно… сколько сил надобно, чтобы в живого человека ножичек-то воткнуть? Иные и в бою не могут, видывал Михайла таких, иных и жизни лишал. Ему оно всегда просто было, а выходит, что и Устинья – может? Точно, его она! Его, и только его! Такая ему и надобна, чтобы и смелая, и красивая, и умненькая… Михайла самого лучшего заслуживает. Федька? А что – Федька? Пусть себе живет, как живет, но без Устиньи, недостоин он боярышни. А покамест полезен – пользоваться им будем. * * * Борису тоже доложили, правда несразу, но кто ж знал? – Государь! Боярышня Заболоцкая, верно, в отборе царевичевом участвовать не сможет. Борису мигом интересно стало: – Отчего ж? Боярин Репьев, который Разбойным приказом и ведовал, даже поежился чуточку под взглядом государевым. – На подворье Заболоцких, государь, нынче ночью тать влез. Чего уж хотел – не ясно, а только убила его боярышня Заболоцкая и теперь лежит без памяти. Борис даже и не удивился сильно. После того, что он о боярышне узнал, и удивляться странно было. Могла ли убить – волхва? Еще как могла, странно только, что ножом убила. О волхвах Борис знал не слишком много, больше догадывался. Но Устинью он видел, и когда она аркан с него снимала, и в роще. Могла ли она убить? И сам себе на вопрос ответил – могла, быстро, легко и без сожалений. – И боярышня без чувств лежит? – Да, государь. – Ну так что же? Отложите покамест отбор: как боярышня опамятуется, оправится, так сразу и начнем. Боярин аж глаза вытаращил, не ожидал он от Бориса таких слов. – Государь, не положено так-то… не по обычаю! Она ж теперь порченая, наверное, и скандал этот еще как обернется, невеста-то для царевича не такой быть должна, смирной да тихой? – А ты, боярин, с Фёдором о том не говорил? – Глаза у Бориса лукавые были, умные. – Пытался, государь. – И что же? – Умывался как раз царевич, тазиком в меня кинуть изволил. – У меня тазика нет. – Борис только вздохнул, сожалея об отсутствии такой полезной утвари. Приказать принести да у трона и поставить… десятка три? – Ты подумай сам, боярин, Федька сейчас как ребенок у петушков на палочке, и хочется ему того петушка, аж свербит. Что с ребенком будет, когда ты уведешь его? Боярин, у которого и законных деток шестеро было, и, говорят, на стороне то ли пять, то ли еще поболее, только головой качнул. Детей своих он любил, возился с ними в удовольствие и картину эту себе легко представил, даже поморщился от визга детского, истошного. – Ты, государь, думаешь, когда мы ее на отбор не пригласим, так и царевич упираться начнет? – Уверен. Погоди чуток, пусть боярышня в себя придет, на отбор приедет, получит Федька свой леденец, куснет от души да и поймет, что булочки куда как вкуснее будут. Боярин ответно заулыбался. А мудр у них все же государь. Понятно, Заболоцкая эта царевичу не пара, но когда упрется мальчишка? И делосделано не будет, и деньги потрачены, и Росса вся взбаламучена – ни к чему это, лучше сделать, как государь сказал. И то, другой бы приказал просто, а Борис по-человечески отнесся, старается он свои решения объяснять, полагает, что так и люди работать будут лучше. И боярин старается его доверие оправдывать. |