Онлайн книга «Возвращение»
|
Михайла подумал, что это как раз говорит об уме Устиньи. А что там Фёдор… Да любая ворона на заборе – и то его умнее. Но промолчал. Сказано – купить? Съездит и купит. А может, и с боярышней парой слов перемолвится? – Государь, не хочешь ли боярышне грамотку какую написать? А я б и передал? – Молодец. Напишу, – кивнул Фёдор. И пришпорил коня. Руди смерил Михайлу подозрительным взглядом, получил в ответ невинную улыбку и успокоился. А зря. Михайла просто не собирался тратить силы на живой труп. Он Истермана приговорил, осталось только убить. Так-то… * * * – Тятенька! Пожалей!!! Не-е-е-е-ет!!! Вопли неслись над двором. Боярин наблюдал за тем, как неразумную дочь порют плеткой. И не спешил останавливать порку. Не работает голова? Так мы ума через заднее место вгоним! И побольше, побольше… – Будешь еще сестре завидовать? Будешь поганым языком мести, как помелом? – Не бу-у-у-у-уду-у-у-у! Вопли плавно переходили в вой. Но если бы боярин, который таки смиловался и махнул рукой холопам, заглянул в мысли своей дочери… Он бы ее и убил там же. Потому как в них царила самая черная ненависть. И зависть. Почему, ПОЧЕМУ? Почему Устинья краше, почему умнее, почему так разговаривает свободно,почему царевич на ней жениться готов, а Михайла молчит… ПОЧЕМУ-У-У-У-У?! Ответа не было. А ненависть была. Росла, ширилась, заливала чернотой сознание Аксиньи. Требовала отмщения. Рано или поздно гнойник прорвется. * * * – Огорчил ты меня, Руди! Так уж огорчил… Царица Любава картинно за виски взялась, даже слезинка в уголке глаза блеснула. Только вот Истерману все равно было, хоть она слезами улейся. Слишком хорошо он эту женщину знал. – Любавушка, а может, и не напрасно все было. – Как же – не напрасно? Так бы натешился Феденька да и позабыл ее как страшный сон! А сейчас что? – А сейчас ты матушку ее, боярыню, к себе пригласишь, она и дочь с собой возьмет. Слово за слово, а там и способ найдется. Разделаешься ты с этой девкой, не соперница она тебе. – Феденька тебе не сказал, что она у него попросила? – Сказал. Чтобы в палаты приходить. – А что видеться они здесь будут – это как? Не понимаешь ты?! Эта девка сына у меня отнимает! Руди щеку изнутри прикусил. Так и закатил бы глаза, и застонал бы. А лучше – оттаскал бы дурную бабу за косы. Ей-ей, жену бить надобно! Любава хоть и царица, и умна, и красива, а все ж… откуда в ней это глупое – сына отнимают?! Бабское, дурное… Умная-то баба и сына не потеряет, и дочь получит. А дура… – У тебя, Любушка, сына никто не отнимет. Никогда. – Как же… – Любушка, веришь ты мне? – Верю, Руди. Верю… Всякому зверю поверю. А тебе – ежу – погожу… Вслух этого собеседники не сказали. Но еж, покачивая колючками, словно мимо прошел. Мелькнул – да и исчез. – Тогда принимай ее да улыбайся. Умнее тебя эта девка быть не может. Ты-то найдешь, где у нее изъян, а там и Федя на нее смотреть не захочет. Любава кивнула: – Что ж. Может, и прав ты. Хорошо, что на тебя Федя не огневался. – Не сильно. А про себя Руди уже думал, что такого сделать, чтобы Фёдор его простил окончательно. Кое-что уже и придумывалось. * * * Михайлу на подворье к Заболоцким и впустили, и приняли радостно. Царевичев человек. Ближник. Конечно, на крыльце его боярин не встречал, не по чину, а вот в доме встретил, приветил, в горницу проводил [45]. |