Онлайн книга «Предназначение»
|
– Слушал уже – и что?! Устя от другого дитя носит! Это мой ребенок должен быть! МОЙ!!! – Не ори на меня! – Когда хотела, Любава и медведя бы одним голосом остановила, куда там бедолаге Федору? – Мал еще голос на мать повышать! Сядь и слушай! Выбора нет у меня: когда не сделаем, что задумано, я в монастырь отправлюсь, а ты за Урал-камень! Нравится тебе это?! – Нет. – А все к тому идет! Не знаю, как так получилось, а все же! Устинью пришлось Борису отдать, Аксинья не затяжелела, брата моего убили, дядю твоего, Платона… – Так ведь просто… – Убили. И еще нескольких людей моих, о которых тебе неведомо. Постепенно от меня кусочки отрывают, не знаю кто, а только на том не остановятся. Как меня свалят, так и тебя из палат царских попросят, и будешь ты с Аксиньей век вековать в тайге, на горе! – Не хочу. – И я не хочу. А Борька к тому ведет… – И что ты предлагаешь, матушка? – Убить его. Вот и все. Федора предложение не ужаснуло, не вскинулся он с криком: «Братоубийство!», не ощутил себя Каином. Он и Бориса-то братом не видел, скорее соперником за наследство отцовское. – Как, матушка? – Уже пробовали. – Любава поморщилась: признаваться неохота было. – Не вышло ничего. И про Данилу не созналась она, хоть и догадывалась о причине смерти его. Когда Данила узнал, что собираются в Россе на волю заразу выпустить, он и возмутился. Отказался, тем и приговор себе подписал. Кто б его опосля такого в живых оставил? Уж точно не Орден! В таких вещах либо ты со всеми общей тайной, общей грязью повязан, либо тебя под камушком положат, потому как одно слово, и… узнай люди росские, кто на них заразу напустил, они же в клочья порвут! И кто хочешь порвет… Отказался? Тут тебе и конец пришел, боярин… Любава на все согласилась, ей плевать было, сколько черни помрет, когда она за то на престол сядет. Ладно, Федор, да разве важно это? Данила порядочнее оказался. Она про то догадывалась, но точно не знала, да и не хотела. К чему? Она ведь брата любила, как могла, а мстить за него ей сейчас не надобно. – Не вышло? – Неважно это сейчас, – остановила Любавасыночка. – О другом подумай. Сейчас по Ладоге в город корабли поднимаются, на них верные нам люди, их Руди привел. – Так… – Как придут они, дадут мне знак, тогда мы помочь должны будем магистру де Туру. Его надобно будет в палаты царские впустить… чтобы Бориса убили. – Я и сам могу. – Можешь, да ни к чему тебе такое. Федор глазами сверкнул: – К чему! Сам хочу! На ее глазах, чтобы видела, чтобы помнила… – Ребенка потеряла, сама от кровопотери умерла, так, что ли? Федор как стоял, так рот и открыл, сильно окуня напоминая. И глаза глупые хлопают. – А… и так бывает? – Еще как будет. От такого и здоровому поплохеет, а Устинья все ж ребенка носит. Вот и скинет его на руках у тебя… – Моего ро́дит, я ей сделаю. Любава только глаза закатила. И продолжила далее в разум к Федору, как в стену глухую, стучаться. Хоть как… Хоть что… На том и сговорились. В названное время отвлечет Федор Устинью, к сестре ее позовет, скажет, Аксинье плохо. Борис один останется, к нему убийцы придут. Спервоначала государя убьют, потом тех вырежут, кто ему особо верен, а с рассветом объявлено будет, что государь ночью от приступа сердечного умер, жена его от горя ребеночка скинула, в монастырь собирается, а Федора – на царство. |