Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 78 – Нана Кас, Мари Кир

— Я говорю как человек, который видел, как твоя «пассажирка» реагирует на воспоминания о сестре, — парирую я. — Она взывает. И ей, наверное, так же одиноко и страшно, как и тебе.

Я касаюсь его руки с шестерёнкой, зажатой в ладони. Наш взгляд встречается, и в эту секунду между нами проскакивает искра взаимного понимания двух заложников, увидевших наконец рану врага.

— Мы не будем её убивать, — шепчу я. — Мы дадим ей то, чего она хочет на самом деле. Мы вернём Елену. Не в тело. В покой.

Виктор долго смотрит на меня, затем его взгляд падает на наши руки, и внезапно он кажется очень старым и грустным.

— Я никогда не спрашивал, — говорит он тихо. — Откуда он взялся, этот механизм. Кто его создал. Какая сила им движет. Я просто… существовал в цикле за циклом. И она во мне… Она тоже не помнит. Прошло слишком много веков. Имена стёрлись. Даже то, кем она была до того, как стала этой силой, растворилось. Остался только эхо чужих потерь.

Голос Виктора наполнен такой тоской, что мне хочется обнять его и прижать к себе, дать хоть каплю человеческого тепла в этом аду. Но я лишь сильнее сжимаю его руку.

— Тогда давай положим этой тоске конец.

Тропа, петляющая через спящий лес, кажется чёрной змеёй под ногами. Каждый хруст ветки под сапогом Виктора отдаётся в тишине громоподобным эхом. Лунный свет, пробиваясь сквозь голые сплетения ветвей, рисует на земле узоры из теней, которые кажутся живыми. Воздух обжигает лёгкие, пахнет гниющими листьями и металлом, словно сама ночь пропиталась ожиданием бури. Мы идём плечом к плечу, как воины, идущие на последнюю, решающую битву. С каждым шагом особняк вырастает впереди — тёмный, немой, полный спящего кошмара за своими слепыми окнами.

Библиотека особняка встречает нас мёртвым молчанием. Воздух здесь пахнет озоном и статикой. В центре зала, на массивном дубовом столе, стоит Хранитель Времени, сложнейший хронометр невероятных размеров. Сейчас, кажется, он выглядит по-другому. Ларца с совой нет, лишь десятки позолоченных дисков, циферблатов, маятников, стрелок, замерших в неестественных положениях. В его сердцевине зияет тёмная, идеальнокруглая пустота.

Мы останавливаемся перед ним, я ощущаю от этой махины такое древнее, немое могущество, что подкашиваются ноги. Виктор сжимает в кулаке золотую шестерёнку. Я прижимаю к груди обгоревший дневник Елены. Наш последний шаг сделан. Теперь только падение в бездну или прыжок к свету.

— Он придёт, — не отрывает Виктор глаз от механизма. — Он почувствует нас здесь. И её.

Он кладёт руку себе на грудь, туда, где живёт его собственная тень.

— Мы постараемся её выманить. Вызвать резонанс. Когда он придёт… ты должна будешь вставить шестерёнку. — И передаёт мне её. — И попытаться настроить механизм… на отдачу.

— Как? — спрашиваю я, чувствуя, как паника возвращается.

— Я не знаю, — честно признаётся он. — Доверься интуиции. Ты ведь тоже часть нашей истории. А может, тебе ничего делать и не придётся. Сестра была упрямой, как ты, может, она поможет тебе с той стороны.

Виктор усмехается и делает шаг вперёд, закрывает глаза. Его лицо напрягается, и под кожей на висках начинает пульсировать тёмная, едва заметная жилка. Воздух вокруг него мерцает, как над раскалённым камнем. А из уст вырывается не звук, а протяжный выдох, в котором слышится скрежет и шёпот одновременно.