Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 79 – Нана Кас, Мари Кир

Дверь в библиотеку с грохотом распахивается.

Тень-Киллиан заполняет проём и больше не пытается сохранять человеческую форму. Пульсирующая масса тьмы, в центре которой горят два багровых пятна. От неё исходит волна такого леденящего отчаяния и ненависти, что у меня замирает сердце.

— Ты… — шипит оно, обращаясь к Виктору. — Ты зовёшь… Ты смеешь… звать МЕНЯ?

— Я зову тебя домой, — говорит Виктор, и его голос эхом отдаётся в зале. Он широко расставляет руки, и из груди начинает сочиться такой же тёмный туман, но тоньше, и тянется к массе у двери, как магнитная нить. — Мы оба устали. Пора закончить это.

Тень издаёт нечленораздельный, высокочастотный рёв, от которого дрожат стёкла в книжных шкафах. Она устремляется вперёд к механизму, будто чувствуя угрозу. Виктор делает шаг навстречу, и две тёмные субстанции — плотная, яростная, и тонкая, зовущая — сталкиваются в центре зала. Не физически, а на каком-то ином, энергетическом уровне. Воздух трещит, искрится синими молниями. Виктор корчится от боли, но стоит, удерживая связь.

— Сейчас, Лидия! — хрипит он.

Бросившиськ столу, я нахожу ту самую холодную, как космический вакуум, пустоту и вставляю туда золотую шестерёнку. Она входит с тихим, совершенным щелчком, будто всегда ждала этого момента.

И механизм оживает, но не так, как я представляла. Стрелки не начинают вращаться, вместо этого от центра хронометра исходит слабая золотистая аура. Она сталкивается с бушующей чернотой в центре комнаты, где борется Виктор с сущностью Киллиана. И происходит нечто невообразимое.

Из клубка тьмы начинают вырываться… образы. Смутные, размытые. Лица. Мужские, женские, старые, молодые. Всё в одеждах разных эпох. Всё с одним выражением: немого ужаса и тоски. Они вытягиваются, как дым, из основной массы, касаются золотого света и… растворяются в нём с тихим вздохом облегчения.

В самом деле души Крыловых? Поглощённые, заточенные и наконец-то освобождённые!

Тень ревёт, теряя массу, теряя силу. Она пытается оторваться от Виктора, но его собственная, меньшая держит её мёртвой хваткой, ведя к гибели, к концу.

И тогда в самом эпицентре этого кошмара возникает ещё один образ. Чёткий, светящийся изнутри мягким, тёплым светом. Елена! Она смотрит туда, где должен быть Киллиан, в самое сердце тьмы, и улыбается нежно и бесконечно прощающе. Она протягивает руку, выпуская бесконечный поток света.

И на мгновение буря останавливается. Багровые огни в центре тьмы затухают и снова разгораются, но уже с другим выражением. С изумлением и тем самым человеческим горем, которое когда-то начало всё это.

— Е… Елена… — вырывается хриплый, надтреснутый шёпот. Настоящий голос Киллиана.

Светящийся образ кивает. Она говорит, но слов неслышно, только волна безмятежности, тепла и безграничной любви, которая не стремится к обладанию, а просто… существует.

Миг узнавания становится последней каплей. Тень, пожирающая Киллиана, вздрагивает в последней судороге и не сопротивляется. Она… сдаётся. Начинает таять, рассыпаться на чёрный песок, тут же развеиваясь золотым сиянием механизма и светом Елены. Освобождённые души уносятся ввысь, исчезая в потолке библиотеки, который вдруг кажется ночным звёздным небом.

На полу остаётся лишь тело Киллиана, бледное, но на лице нет маски безумия, а странное, умиротворённое выражение. А рядом Виктор, на коленях, весь в поту, дрожащий, но живой.