Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 80 – Нана Кас, Мари Кир

Золотое сияние механизма медленно тускнеет, оставляя в библиотеке свет уцелевших свечей и пепельное сияние лунного света из высоких окон. Воздух чист, в нём нет больше запаха тления, лишь пыль и запах старых книг, будто вернувшиеся из долгого забвения.

На полу ровно дышит Киллиан. Его глаза закрыты, но по лицу пробегает судорога, будто даже во сне он видит кошмар. Он свободен. Якорь безумия вырван. И теперь ему предстоит жить с памятью обо всех своих преступлениях. Это, пожалуй, страшнее любой смерти.

Виктор смотрит на свои руки, а затем поднимает глаза на меня. И я не вижу триумфа или облегчение. В его взгляде глубокая, непроглядная усталость и вопрос. И что теперь?

Сделав шаг к нему, я замечаю, как что-то меняется в его лице. Лёгкую судорогу у рта. Микроскопическое подёргивание века. Не боль. Нечто иное. Как будто внутренний механизм, долго работавший вхолостую, наконец щёлкает, замыкая последнюю цепь.

— Виктор? — зову я, замирая. Он медленно поднимает руку и прижимает ладонь к груди, туда, где раньше обитала тень. Его лицо бледнеет ещё сильнее.

— Она… ушла, — говорит он хрипло.

Голос Виктора звучит странно отчуждённо, будто он слушает себя из другого конца длинного коридора.

— У всего есть цена, Лидия. Особенно у… исполнения желания. Я загадал его. Тысячу раз. В темноте. «Положить конец». Она его выполнила. А теперь… — Он не договаривает, и в его глазах я впервые вижу неприкрытый страх. Не за себя. За меня. За то, что сейчас произойдёт.

— Нет, — шепчу я, отрицая несправедливость вселенной, которая отнимает победу в самый последний миг. — Нет, она исчезла. Мы видели!

— Осколок, — выдавливает он. Судорога прокатывается по его телу, заставляя его согнуться. — Последняя… связь. Часть сделки. Она уходит… но забирает с собой то, что дала мне. Энергию… всей этой петли. Ей нужна… последняя искра.

Виктор падает на одно колено, опираясь рукой о пол. Дыхание становится прерывистым, на лбу выступает холодный пот. Я бросаюсь к нему, падаю рядом и хватаю за плечи. Его тело кажется таким же твёрдым, но внутри что-то стремительно угасает, как свеча на сильном ветру.

— Держись! — кричу я, тряся его, бессмысленно, отчаянно. — Не отдавай ей ничего!

— Не… выбираю, — хрипит он, и его пальцы впиваются в моё предплечье ссилой, а взгляд затуманивается, теряя фокус. — Прости… что вовлёк… тебя…

Тончайшая нить чёрного дыма сочится из самой ткани реальности у него за спиной, из точки, где только что бушевала тьма. Она не атакует, а просто тянется к нему, как коготь отступающего чудовища, жаждущий последней жертвы для полного насыщения.

Инстинкт срабатывает быстрее страха. Быстрее даже инстинкта самосохранения.

Я накрываю Виктора собой и разворачиваюсь спиной к этой чёрной нити, прижимаю его к себе, закрываю своим телом, головой, руками, всем, чем могу.

Удар приходит, но не обжигает, не режет. Он… высасывает. Мгновенно, безболезненно, саму суть моего присутствия здесь, в этом теле. Ощущение себя, свои воспоминания о будущем, свою волю, своё «я». Всё это вытягивается, как вода через пробоину, и уходит в эту чёрную нить, которая, получив желаемое, с жадным всхлипом исчезает, растворившись в ничто.

Силы покидают мгновенно, и я заваливаюсь назад, но не на холодный пол, а в его руки. Виктор ловит меня, и в его глазах, которые только что тускнели, теперь полыхает дикий ужас понимания.