Книга Тихая пристань, страница 30 – Анна Рогачева

Она видела, как сдерживаемая ярость и обида копятся в нем. Идеально.

На следующий день Иван не выдержал. После короткой, но язвительной реплики Арины о том, что «хороший хозяин в своем доме, а не на побегушках у кабацких шептунов», он в ярости хлопнул дверью и направился прямиком к кабаку. Он шел не пить. Он шел взрываться. Арина, стоя у окна, знала это. Она послала Петьку бежать окольной тропой к Акулине с одной фразой: «Началось. Пусть Федот „случайно“ будет рядом».

Сцену в кабаке Арина потом воссоздаст из обрывков рассказов Акулины и самого, чуть очумевшего от страха Семеныча.

Иван ввалился в кабак, мрачный как туча. Лексей, сидевший в своем обычном углу, едва заметно улыбнулся — жертва шла сама. Но на этот раз все пошло не по плану.

Иван не сел за его столик. Он подошел к стойке и глухо приказал:

— Давай свою отраву. Самую крепкую.

Семеныч, трясясь, налил. Иван выпил стакан залпом, сморщился, но не закусил. Повернулся и уставился на Лексея.

— Иди ко мне. Поговорить надо.

Лексей, сохраняя маску безразличия, подошел.

— О чем, Иван Васильич?

— О долгах, — просипел Иван. — О том, как ты мне должен. За мою покорность. За мою дурость.

Лексей нахмурился. Игра выходила из берегов.

— Ты пьян, друг. Сядь, успокойся.

— Я трезвее не бывал! — голос Ивана набрал силу, заглушая гул в кабаке. — Ты думал, я вечный дурак? Что буду пить твою дрянь и слушать твой шепот, как пес бродячий? Ты и Семеныч здесь… вы меня в скотину превратили!

В этот момент Семеныч, как и было условлено, выскочил из-за стойки с визгом:

— Иван! Да я не виноват! Он заставлял! — он указал дрожащим пальцем на Лексея. — Он говорил, пану Гавриле нужно, чтоб ты был смирный! А если не будешь — про лес расскажут! Меня запугал!

В кабаке воцарилась мертвая тишина. Все присутствующие мужики, в том числе и Федот, «случайно» зашедший пропустить стопку, замерли с открытыми ртами.

Лексей побледнел. Его маска сползла, обнажив холодное, злое лицо.

— Врешь, старый черт! — бросил он Семенычу, но было уже поздно.

Иван издал звук, среднее между ревом и стоном. Вся его накопленная за годы унижений ярость, все отравленное стыдом бессилие нашли наконец истинного виновника.

— Так вот оно как… — прохрипел он и шагнул к Лексею.

Тот отступил, но было тесно.

— Иван, опомнись! Пан Гаврила…

— К черту твоего пана! — заревел Иван и двинулся в атаку.

Драка была короткой, грязной и страшной. Иван, могучий и слепой от гнева, ломал все на своем пути. Лексей, ловкий и подлый, пытался увернуться, бил исподтишка. Но против бешеной силы он был бессилен. Последний удар, тяжелый и глухой, отправил Лексея на грязный пол. Он не встал.

Иван, тяжело дыша, стоял над ним, с окровавленными костяшками пальцев. Гнев в нем погас так же внезапно, как и вспыхнул, оставив после себя пустоту и леденящий ужас. Он посмотрел на молчавших мужиков, на бледное лицо Федота.

— Он жив? — хрипло спросил он.

Кто-то наклонился.

— Дышит… Но, Иван, ты того… это ж… посланец от пана!

В этот момент дверь кабака распахнулась. На пороге стояли двое здоровенных батраков из усадьбы Гаврилы. Они окинули взглядом сцену.

— В чем дело? — глухо спросил один.

Иван, не в силах вымолвить слово, лишь показал подбородком на лежащего Лексея. Семеныч, плача, начал что-то бессвязно объяснять про «запугивание» и «особую водку».