Онлайн книга «Заповедник»
|
И через минуту: – Вера, дай одеколону! Дай хотя бы одеколону со знаком качества… Вера принесла брюки. Я оделся. Натянул ботинки, вытряхнув сосновые иглы. С отвращением закурил… Утренняя горечь заслоняла вчерашний позор. Марков чувствовал себя прекрасно. Стонал он, как мне показалось, для виду. Я спросил: – А где пакет с деньгами? – Тес… На чердаке, – ответил Марков и громко добавил, – пошли! Не стоит ждать милостей от природы. Взять их – наша задача!.. Я сказал: – Вера, извините, что так получилось. Надеюсь, мы еще увидимся… в другой обстановке… – Ты куда? – спросила Вера. –Опять?!.. Вы уж присмотрите за моим буратиной. Я кривовато улыбнулся в том смысле, что педагог из меня – плохой… В тот день мы обошли четыре шалмана. Возвратили с извинениями коричневую штору. Пили на лодочной станции, в будке киномеханика и за оградой монастыря. Марков опорожнил шестую бутылку и сказал: – Есть мнение – воздвигнуть тут скромный обелиск! И поставил бутылку на холмик… Несколько раз мы теряли пакет с деньгами. Обнимались со вчерашним гармонистом. Были замечены всеми ответственными работниками турбазы. Как утверждает Натэлла, выдавали себя за Пушкина и Баратынского… Даже Михал Иваныч предпочел быть от нас в стороне. Хотя мы его приглашали. Но он сказал: – Я Валеру знаю. С ним поддашь – опохмеляться будешь в милиции. Митрофанов и Потоцкий, к счастью, уехали на экскурсию в Болдино… Заснули мы на чужом сеновале в Петровском. Наутро повторился весь этот кошмар. От нас шарахались даже леспромхозовские конюхи. К тому же Марков ходил с фиолетовым абажуром на голове. А у меня был оторван левый рукав. Логинов подошел к нам возле магазина и спрашивает: – Как же это вы без рукава? – Мне, – отвечаю, – стало жарко, и я его выбросил. Хранитель монастыря задумался и перекрестил нас. А Марков говорит: – Это вы напрасно… У нас теперь вместо Бога – ленинский центральный комитет. Хотя наступит и для этих блядей своя кровавая ежовщина… Логинов смущенно перекрестился и быстро ушел. А мы все шатались по заповеднику. Домой я попал в конце недели. И сутки потом лежал, не двигаясь. Михал Иваныч предлагал вина. Я молча отворачивался лицом к стене. Затем появилась девица с турбазы – Люда. – Вам, – говорит, – телеграмма. И еще вас разыскивает майор Беляев. – Что за Беляев? Откуда? – Наш батька говорит, что с МВД… – Этого мне только не хватало!.. Скажите, что я болен. Что я уехал в Псков и заболел… – Он знает. – Что он знает? – Что вы который день болеете. Сказал: пускай, как выспится, зайдет. – Куда? – В контору рядом с почтой. Вам любой покажет. А вот и телеграмма. Девица стыдливо отвернулась. Затем вытащила из лифчика голубоватый клочок бумаги, сложенный до размеров почтовой марки. Я развернул нагретую телеграмму и прочел: «Улетаем среду ночью. Таня. Маша». Всего пять слов и какие-то непонятные цифры… – Какой сегодня день? – С утра был вторник, – пошутила Люда. – Когда вы получили телеграмму? – Ее Марьяна привезла с Воронича. – Когда? – Я же говорю – в субботу. Я хотел сказать: «Так где вы были раньше?» – но передумал. Они-то были на месте. А вот где был я?.. Уехать я мог не раньше вечера – автобусом. В Ленинград попасть – часам к шести… – Он и про телеграмму знает, – сказала Люда. – Кто? – Товарищ Беляев. Люда чуточку гордилась проницательностью и всеведением злосчастного майора. – Товарищ Беляев сказал – пусть зайдет до отъезда. А то ему будет взъебка… Так прямо и выразился… – Какая старомодная учтивость! – говорю… Я начал лихорадочно соображать. Денег у меня – рубля четыре. Все те же мистические четыре рубля. Состояние жуткое… – Люда, – спрашиваю, – у вас есть деньги? – Копеек сорок… Я на велосипеде приехала… – То есть? – Берите мой велосипед, а я дойду пешком. Оставьте его у кого-нибудь в поселке… Последний раз я ездил на велосипеде, будучи школьником. Тогда это казалось развлечением. Но, видно, я постарел. Дорогу пересекали сосновые корни. Велосипед, подпрыгивая, звякал. Маленькое жесткое седло травмировало зад. Колеса тонули в сыроватом песке. Измученные внутренности спазмами реагировали на каждый толчок. Я зашел на турбазу, прислонив велосипед к стене. Галина была одна. Взглянув на меня без испуга, спросила: – Вы получили телеграмму?.. Думаю, пьянством здесь трудно было кого-нибудь удивить. Я сказал: – Дайте мне тридцать рублей из сейфа. Через две недели верну… Только не задавайте вопросов. – А я и так все знаю. Ваша супруга изменила Родине. – Увы, – говорю. – И теперь уезжает на Запад. – Похоже на то. – А вы остаетесь? – Да, я остаюсь. Вы же знаете… – И будете продолжать работу? – Конечно. Если не уволят… – А правда, что в Израиле живут одни евреи?.. Слушайте, вам плохо?! Дать воды? – Вода тут не поможет. Как насчет денег? – Только почему из сейфа? У меня есть свои… Я хотел поцеловать Галину, но сдержался. Реакция могла быть неожиданной. Я сел на велосипед и поехал к монастырю. День был теплый, но облачный. Тени деревьев едва выделялись на сером асфальте. По обочине шоссе брели туристы. Среди них попадались одетые в непромокаемые куртки. Я устремился к песчаному склону. Руль приходилось удерживать с трудом. Мимо проносились обесцвеченные серым налетом валуны… Контору УВД мне показали сразу. – Следующий дом за почтой, – махнула рукой уборщица из «Лукоморья», – видишь, флаг на крыше?.. Я поехал дальше. Двери почтового отделения были распахнуты. Здесь же помещались кабины двух междугородных телефонов. Один из них был занят. Блондинка с толстыми ногами, жестикулируя, выкрикивала: |