Онлайн книга «Заповедник»
|
Белуга подошел ко мне и говорит; – Молодец, что не падаешь духом. Я ответил: – Этого еще не хватало! Женюсь по новой и заделаю кучу ребятишек. Белуга удивился и покачал головой… Таня раза четыре подходила к барьеру. Передавала мне вещи, задержанные таможней. В том числе: янтарные бусы, мою армейскую фотографию и роман Гладилина с дарственной надписью. То, что вернули фотокарточку, очень рассердило Мишу Лазарева. Он сказал: – Это что за фокусы?! Где справедливость? Ему возразил Белуга; – Будь справедливость, тогда зачем и уезжать?!.. Я снова выбрал момент и говорю Тане: – Как ты думаешь, мы еще увидимся? – Да, я уверена. Совершенно уверена. – Тогда я, может, поверю, что Бог – есть. – Мы увидимся. Бог есть… Мне бы хотелось ей верить. Я готов был поверить… Но почему я должен верить ей именно сейчас? Я же не верил, когда она говорила, что Альберто Моравиа – хороший писатель… Затем мы все поднялись на какой-то балкон. Смотрели, как Таня и Маша заходят в автобус. Время остановилось. Эти несколько секунд я ощутил как черту между прошлым и будущим. Автобус тронулся. Теперь можно было ехать домой, не прощаясь… Одиннадцать дней я пьянствовал в запертой квартире. Трижды спускался за дополнительной выпивкой. Если мне звонили по телефону, отвечал: – Не могу говорить… Отключить телефон не хватало решимости. Вечно я чего-то жду… На четвертый день пришла милиция. Утром в дверь постучали, хотя звонок работал. К счастью, была наброшена цепочка. В дверном проеме блеснул лакированный козырек. Раздалось уверенное, нетерпеливое покашливание. Я не боялся милиции. Просто не мог разговаривать с властями. Один мой вид чего стоил… Я спросил: – В чем дело? Предъявите ордер… Существует закон о неприкосновенности жилища… Милиционер с угрозой выговорил: – Ордер не проблема. И сразу же ушел. А я вернулся к моим бутылкам. В любой из них таились чудеса… Прошло двадцать минут. Что-то заставило меня посмотреть в окно. Через двор шагал наряд милиции. По-моему, их было человек десять. Я слышал их тяжелые шаги на лестнице. Потом они звонили, резко и нетерпеливо. Я не реагировал. Что они могли сделать? Взломать старинную петербургскую дверь? На шум сбежалась бы вся улица Рубинштейна… Милиционеры топтались на площадке около часа. Один из них прокричал в замочную скважину: – Дайте разъяснения по нижеперечисленным статьям Уголовного кодекса. Притонодержательство, тунеядство, неповиновение властям… Статей было так много, что я решил об этом не думать. Милиционеры все не уходили. Кто-то из них оказался хорошим психологом. Он постучал в дверь и крикнул: – Можно попросить стакан холодной воды?! Видимо, рассчитывал на мою сентиментальность. Или на чудодейственную силу абсурда… Я не реагировал. Наконец милиционеры сунули под дверь листок бумаги и ушли. Я видел, как они пересекают двор. На этот раз я их пересчитал. Шесть козырьков поблескивали на солнце. Бумага оказалась повесткой, которую я разглядывал минуты три. В конце говорилось: «Явка обязательна». Фамилии следователя – не было. Названия дела, по которому меня вызывали – тоже. Не было даже указано, кто я: свидетель, ответчик или пострадавший. Не было даже номера комнаты. Только – время и дата. Я знал, что такие повестки недействительны. Меня научил этому Игорь Ефимов. И я кинул повестку в мусорный бак… Милиция затем приходила еще раза четыре. И я всегда узнавал об этом заранее. Меня предупреждал алкоголик Смирнов. Гена Смирнов был опустившимся журналистом. Он жил напротив моего дома. Целыми днями пил у окна шартрез. И с любопытством поглядывал на улицу. А я жил в глубине двора на пятом этаже без лифта. От ворот до нашего подъезда было метров сто. Если во двор заходил наряд милиции, Смирнов отодвигал бутылку. Он звонил мне по телефону и четко выговаривал единственную фразу: – Бляди идут! После чего я лишний раз осматривал засовы и уходил на кухню. Подальше от входных дверей. Когда милиция удалялась, я выглядывал из-за портьеры. В далеком окне напротив маячил Смирнов. Он салютовал мне бутылкой… На одиннадцатые сутки у меня появились галлюцинации. Это были не черти, а примитивные кошки. Белые и серые, несколько штук. Затем на меня пролился дождь из червячков. На животе образовались розовые пятна. Кожа на ладонях стала шелушиться. Выпивка кончилась. Деньги кончились. Передвигаться и действовать не было сил. Что мне оставалось делать? Лечь в постель, укрыться с головой и ждать. Рано или поздно все это должно было кончиться. Сердце у меня здоровое. Ведь протащило же оно меня через сотню запоев. Мотор хороший. Жаль, что нету тормозов. Останавливаюсь я только в кювете… Я укрылся с головой и затих. В ногах у меня копошились таинственные, липкие гады. Во мраке звенели непонятные бубенчики. По одеялу строем маршировали цифры и буквы. Временами из них составлялись короткие предложения. Один раз я прочел: «Непоправима только смерть!..» Не такая уж глупая мысль, если вдуматься… И в этот момент зазвонил телефон. Я сразу понял, кто это. Я знал, что это – Таня. Знал и все. Я поднял трубку. Из хаоса выплыл спокойный Танин голос: – Привет! Мы в Австрии. У нас все хорошо… Ты выпил? Я рассердился: – Да за кого ты меня принимаешь?!.. – Нас встретили. Тут много знакомых. Все тебе кланяются… Я стоял босой у телефона и молчал. За окном грохотал перфоратор. В зеркале отражалось старое пальто. Я только спросил: – Мы еще встретимся? – Да… Если ты нас любишь… Я даже не спросил – где мы встретимся? Это не имело значения. Может быть, в раю. Потому что рай – это и есть место встречи. И больше ничего. Камера общего типа, где можно встретить близкого человека… Вдруг я увидел мир как единое целое. Все происходило одновременно. Все совершалось на моих глазах… Моя жена сказала: – Да, если ты нас любишь… – При чем тут любовь? – спросил я. Затем добавил: – Любовь – это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов… А тут все гораздо сложнее. Тут уже не любовь, а судьба… |