Онлайн книга «Пороки и их поклонники»
– Я не знаю, – пробормотала она. – я ничего не знаю. Это тетина квартира, а не моя. – Сколько лет вы жили вместе с тетей? – Пятнадцать. – Всею ничего, – подытожил Архипов. – И не знаете, есть ли в квартире ценности? – Не знаю, – ожесточенно сказала она. – Конечно, что-то есть. Например, старинная посуда. Хрусталь. Картины. – Репина Ильи Ефимовича? – Почему… Репина? – А чьи? – Тетиного мужа. – Это не в счет, – заявил Архипов, – тетиного мужа красть не стоит. Стоит красть как раз Илью Ефимовича. Или у мужа была фамилия Малевич, а не Тюрин? – У мужа была фамилия Огус. Тюрина только я. – Конечно, не так красиво, как Огус, но тоже вполне ничего, – оценил Архипов. – Рассказывайте, Маша. Она обняла чашку ладонями и сильно сгорбилась. Ладони были длинные и узкие, кожа шершавой и грубой даже на вид. “Не стану смотреть, – мрачно повторил себе Архипов. – Не стану. Ни за что”. – Начинайте с родственников, которых у вас как будто нет, а на самом деле великое множество. В городе Сенеже. – Мне было девять лет, когда тетя взяла меня к себе. Я не помню никаких родственников. – Маша! Она упрямо посмотрела на Архипова. – Я не хочу никаких родственников, – повторила она с тихим упорством. – У меня была тетя. Больше никого. – Тетя – сестра вашего отца? Она снова взялась мешать ложкой в чашке. Архипов следил за ложкой – чтобы не смотреть на нее. – Лизавета Григорьевна – первая жена моего отца. Архипов присвистнул. – Что вы свистите, а сами ничего не знаете! – в сердцах воскликнула Маша Тюрина и перестала водить ложкой в чашке. – Я потому и спрашиваю, что не знаю! – Да зачем вам это?! “Да, – подумал Архипов, – действительно, зачем? Затем, что я благородный Робин Гуд и всегда выполняю свои обещания, или затем, что она мне… что я ее…” Ерунда какая-то. – Сегодня всю ночь, – сказал Архипов сварливо, – я занимался вашими делами. Вашей квартирой, вашей дверью, вашим братом. Мне хотелось бы получить… компенсацию. – Какую компенсацию? – перепугалась Маша. Интересно, что она подумала?! – Удовлетворите мое любопытство, – предложил Архипов, – и я от вас отстану. Расскажите мне, только без вранья, что такое с вами происходит, о чем таком страшном вы говорили по телефону, что за история с бывшей женой отца и прочими родственниками. – Лизавета Григорьевна – первая жена моего отца, – быстро сказала Маша. – Потом они разошлись, и он женился на моей матери. Моя мать сбежала, когда мне было семь. Отец женился на матери Макса, а потом умер, попал под поезд. На похороны приехала тетя, то есть его первая жена, и забрала меня в Москву. – Зачем? – Я никому не была нужна, – отчеканила Маша, – лишний рот. Куда одинокой женщине с двумя детьми! Макс был маленький совсем, годик или около того. Я помню, что он был толстый и все время хохотал. Хватал себя за пятку и хохотал. “Толстый, – подумал Архипов. – Толстый и хохотал”. – Галя хотела, чтобы меня забрали в детдом. Я хорошо это помню. Только я больше всего на свете боялась детдома. Он у нас рядом, я часто видела… детдомовских. Знаете, если в городе что-то стрясалось, первым делом говорили: это небось детдомовские. – Галя – это…? – Галя – это мать Макса. Третья жена отца. От детдома меня спасла тетя. Просто взяла и увезла. И привезла в Москву. Я… каждую ночь боялась, что меня заберут обратно! Я до сих пор просыпаюсь от малейшего шороха, мне кажется, что это идут за мной. – У вас расстроены нервы, – неторопливо произнес Архипов. – Вас никогда не пытались сбыть с рук? – язвительно спросила она. – Вы хоть раз в жизни шли домой, зная, что в любую минуту вас могут выставить? Что ужинать не дадут? И не потому, что все вокруг… чудовища, а потому, что никому не важно, поела я или нет, где я была, жива ли я?! – Прошло пятнадцать лет. Пятнадцать – я ничего не путаю? – Не путаете. Пятнадцать. – Лизавета Григорьевна обожала вас, – заявил Архипов неизвестно зачем. Утешить хотел, что ли? – Обожала. Она три часа просидела у меня и заставила написать обещание, что я вас не оставлю. Тут Маша Тюрина вдруг улыбнулась. – Да, – сказала она с гордостью, – она такая. Если уж привяжется, то берегись. Не отстанет. – Она вас удочерила? – Да. Но мамой велела не называть, хотя мне очень хотелось. У всех были мамы, а у меня нет. В школе я всем говорила, что она моя мама. А дома я звала ее тетей. Она говорила, что где-то есть моя настоящая мать и мы не имеем права об этом забывать, и все такое. – Вы ничего о матери не знаете? – Нет, – резко ответила Маша, – и не желаю знать! Она бросила меня, а я, видите ли, “должна и не имею права”! Господи, тетя была такой идеалисткой! – Почему ваша мать ушла? – Потому что у нее случился роман, – объяснила она со светлой ненавидящей улыбкой. – Я это прекрасно помню. В Сенеже квартировал какой-то авиационный полк. “Летчики, пилоты, бомбы, пулеметы”, все как следует. За матерью кто-то стал ухаживать, потом его перевели, и она уехала за ним. Все. – И с тех пор вы не виделись? – Нет. Мне наплевать на нее. Хорошо, если так. Только не наплевать тебе, дорогая Маша Тюрина. У тебя вон даже ручки трясутся, когда ты про нее говоришь. – А ваш брат? – Что? Она отхлебнула кофе и опять обхватила ладошками чашку. – Откуда он взялся? У него был ваш адрес? Или вы с ним общаетесь? – Адрес, конечно, был. – Она слегка удивилась. – Тетя никогда не скрывала, где мы живем, и никуда не переезжала. Она привезла меня именно в эту квартиру, и мы в ней жили… все это время. Когда она меня забрала, адрес Гале оставила. А Макса я не видела с тех пор, как он… сосал пятку. Я его тогда любила. И он меня любил. Я с ним гуляла. Приду из школы, соберу его, в коляску – и гулять. Там, знаете, везде булыжник. Мы едем, колеса по булыжнику стучат, листья падают. Осень, что ли, была? Возле хлебозавода в палатке нам давали рогалик, один на двоих. Там такая добрая тетка торговала, она нас знала. Помните, были рогалики по пять копеек? |