Онлайн книга «Женщина из Пятого округа»
— Вы ничего обо мне не знаете, — произнес я, заметно нервничая. — Возможно… но мне совершенно очевидно, что вы приехали в Париж вовсе не на каникулы… Вы просто сбежали от чего-то. Доктор сообщил мне, что вы ему в этом признались. — Я не сделал ничего противозаконного! — Это вам так кажется. — Вы негодяй, — сказал я. — Ну, это как посмотреть, — парировал он. Я закрыл глаза. У него на руках были все козыри — и с этим я ничего не мог поделать. — Дайте мне мою сумку, — попросил я. Он послушно выполнил мою просьбу. Я достал из сумки пачку дорожных чеков. — Двести шестьдесят четыре евро, я правильно понял? — В долларах общая сумма составит триста сорок пять. Я схватил ручку, подписал необходимое количество чеков и швырнул их на пол. — Вот, — сказал я. — Сами соберете. — Avec plaisir, monsieur. [16] Подобрав чеки, портье сказал: — Я приду завтра, чтобы рассчитаться за номер. Ну, это если вы пожелаете остаться. — Как только я смогу двигаться, я тотчас уйду. — Tres biеп, monsieur. [17] И кстати, спасибо, что пописали в вазу. Tres classel [18] — С этим он ушел. Я упал на подушки взбешенный и измученный. К бешенству мне было не привыкать — с этим чувством я сжился в последнее время, мне постоянно казалось, что я вот-вот взорвусь. Но подавляемая ярость постепенно трансформируется в нечто еще более разъедающее: ненависть к самому себе… и заканчивается депрессией. Доктор был прав: я сломался. И что будет, когда грипп наконец «сменит место жительства»? Я все равно останусь выжатым, побитым. С этой мыслью я полез в сумку и достал оставшиеся чеки. Пересчитал их. Четыре тысячи шестьсот пятьдесят долларов. Все мое состояние. Все, что у меня осталось в этом мире. Я ничуть не сомневался в том, что после того, как меня демонизировали и облили грязью в прессе, адвокаты Сьюзан убедят судью, что после развода моя жена должна получить все: дом, пенсионные накопления, страховки, скромный пакет акций, приобретенный совместно. Мы не были богатыми — педагогам редко удается разбогатеть. Доводы, которыми мог руководствоваться суд: наличие несовершеннолетней дочери, запрет на преподавательскую деятельность, вынесенный мне, бывшему мужу, — были вполне разумными, чтобы отписать жене те небольшие активы, которыми мы владели. Да у меня и сил не осталось на борьбу — разве только на то, чтобы попытаться вернуть себе расположение дочери. Четыре тысячи шестьсот пятьдесят долларов. Еще в самолете, зажатый в узком кресле, я произвел кое-какие подсчеты на салфетке. В то время у меня еще было более пяти тысяч баксов. При нынешнем — легальном — обменном курсе это составляло чуть более четырех тысяч евро. Я рассчитывал, что в режиме строжайшей экономии мне удастся протянуть в Париже месяца три-четыре, с условием, что удастся подыскать дешевое жилье. Но вышло так, что уже через двое суток после приземления я потратил более четырех сотен долларов. Судя по тому, что в ближайшие несколько дней мне из отеля не выбраться, можно мысленно распрощаться еще не с одной сотней баксов… Усталость взяла верх, и ярость отступила. Мне захотелось пойти в ванную, содрать с себя пропотевшую футболку и трусы и постоять под душем. Но я все еще не мог подняться с постели. Поэтому остался лежать, тупо уставившись в потолок, пока снова не провалился в пустоту. Два тихих стука в дверь. Я очнулся, перед глазами была мутная пелена. Снова раздался осторожный стук, дверь чуть приоткрылась, и чей-то голос тихо произнес: — Monsieur?.. — Уходите, — сказал я. — Я не хочу с вами общаться. Дверь распахнулась шире. За ней стоял мужчина лет сорока с небольшим. У него была рыжеватая кожа и бобрик черных волос. Он был одет в черный костюм и белую рубашку. — Monsieur, я только хотел узнать, не нужно ли вам что-нибудь… Его французский, хотя и беглый, был сдобрен сильным акцентом. — Извините, извините, — поспешно произнес я. — Просто подумал, что это пришел… — Мсье Брассёр? — Кто такой мсье Брассёр? — Утренний портье. — Значит, этого негодяя зовут Брассёр… На губах человека в дверях промелькнула легкая улыбка. — Никто не любит мсье Брассёра, разве что управляющий отелем, да и то только за то, что Брассёр — мастер la provocation. [19] — Это вы помогли мне вчера выбраться из такси? — Да, я — Аднан. — Спасибо за помощь и за то, что устроили меня здесь. — Вы были очень больны. — Но все равно, можно было и не раздевать меня, не укладывать в постель, не вызывать доктора, не распаковывать мои вещи. Это слишком любезно с вашей стороны. Он смущенно отвернулся. — Это моя работа, — сказал он. — Как вы себя чувствуете? — Слабость большая. И помыться не мешало бы. Аднан прошел в комнату. Когда он приблизился ко мне, я обратил внимание на глубокие морщины вокруг глаз — обычно из-за них человек выглядит лет на двадцать старше своих лет. Костюм был ему маловат, сидел плохо и был изрядно поношен, а на указательном и среднем пальцах правой руки отчетливо выделялись желтоватые пятна от никотина. — Как вы думаете, вы сможете встать с постели? — спросил он. — Если только с чьей-то помощью. — Тогда я помогу вам. Только сначала приготовлю ванну. Вам будет полезно полежать в воде. Я слабо кивнул. Даже не поморщившись, он взял вазу с ночного столика и исчез с ней в ванной. Я слышал, как он спустил воду в унитазе и включил оба крана. Вскоре он вернулся, скинул пиджак и повесил его на плечики в шкафу. Затем он снял со спинки стула мои джинсы и свитер и запихнул их в наволочку. — Есть еще что-нибудь в стирку? — спросил он. — Только то, что на мне. Он ушел в ванную. Шум воды стих. Из-под двери струился пар. Я закрыл глаза, а когда снова открыл, Аднан стоял у кровати. Его лицо блестело от влажных испарений, правая рука была мокрой. — Ванна горячая, но не слишком. Он помог мне сесть, потом приподнял, подхватив под мышками. Одеревеневшие ноги отказывались гнуться. Тем не менее ему удалось довести меня до ванной. |